кавалерами: когда она показала мне фотографии, я не смогла скрыть зависти. Лидия познакомила меня со своей двадцатичетырехлетней кузиной и двадцатилетним кузеном, их звали Мод и Вилли. Мод работала дикторшей на неймейгенском радио и имела совершенно мальчишеские манеры. Она обожала плавание, верховую езду и гонки. А Вилли прекрасно играл на пианино и дублировал на немецкой студии Ufa известных артистов, которые сами не умели музицировать. На большом экране показывали только его руки – так знаменитые кинозвезды, которым якобы принадлежали эти руки, пожинали чужие лавры. Все эти рассказы производили на меня неизгладимое впечатление.
– Вилли – просто душка, – призналась я как-то Лидии.
– Попробуй влюбить его в себя, – был ее лаконичный ответ.
– Хотя нет, ничего не получится, он же… – тут же добавила она и многозначительно похлопала ладонью правой руки по тыльной стороне левой.
– Что это значит? – спросила я, повторив ее жест.
– Он гомосексуалист, – поучительным тоном ответила Лидия. – Ах, да ты же у нас совсем еще зеленая…
Поскольку я смотрела на нее непонимающим взглядом, она пояснила:
– Ну, понимаешь, это такой мужчина, который брезгует женщинами. Если он кое-что и делает, то только с другими мужчинами.
– Вот оно что, – протянула я, хотя на самом деле до меня не слишком дошло ее объяснение.
– Но эти штучки не по мне, – сказала Лидия. – Мне подавай кого-нибудь противоположного пола.
Я смотрела на нее вытаращенными глазами.
– Слушай, блаженная! В этом деле нужен настоящий мужчина. В первый раз, правда, мне было немного страшно, но теперь я с удовольствием время от времени занимаюсь этим с нашим кельнером – дома, за кегельбаном. Если мать про это узнает, задаст мне такую трепку, что мало не покажется. А его вышибет пинком под зад на улицу. Но мы с ним всегда соблюдаем осторожность. Выскакиваем из церкви до того, как запоет хор. Тогда не будет ребеночка, понимаешь?
– Да-да-да, – закивала я, красная от смущения. – Но ты ведь любишь его? Вы с ним поженитесь?
– Поженимся?! – рассмеялась Лидия. – Ну ты даешь! Он женат, пусть даже жена у него какая-то хворая. К тому же я его совсем не люблю… И он – просто кельнер, из самых низов, этого тоже со счетов не спишешь. Не комильфо, понимаешь?
– Но… Но… – пробормотала я, – зачем ты тогда это делаешь?
– Чтоб я знала, – беспечно пожала плечами Лидия. – Никогда об этом не задумывалась… А потом, он так замечательно целуется, что я теряю голову и забываю обо всем на свете…
Таким было мое общество. А моя мама витала в облаках, полагая, что ее четырнадцатилетняя дочь весьма смутно представляет себе, чем отличается мальчик от девочки.
Однако тогда у меня еще не было сердечного друга, который целовал бы меня сладко и нашептывал бы на ушко нежные словечки. Мои длинные тощие ноги и почти плоское мальчишеское тело, пока еще начисто лишенное плавных