дома должно удовлетворять критериям, которым не всегда удовлетворяют реальные дома (например, чистоте архитектурного стиля), но это должно быть «убедительно» только с одной стороны – со стороны зрительного зала. Отдельные элементы, которые объединяются в дом, не требуют одинаковой достоверности (пол должен выдержать столько, сколько может выдержать настоящий, окно, через которое должен влезть кто-то, держась за рамы, должно быть прочным, но черепица крыши может быть изготовлена из окрашенного картона и т. п.). Так и я, когда создавал гипотезу «Денатурированного Космоса» в литературных кавычках, почувствовал себя освобождённым от обязанности соблюдать все критерии достоверности, которым должна удовлетворять «нормальная», то есть разработанная за пределами литературы научная гипотеза. Я окутал туманом таинственности определённые вопросы вместо того, чтобы их решать, и там, где очень точное описание потребовало бы более длительных размышлений, я использовал сокращение или предлагал в качестве «наводящего на мысль оформления» вымышленные цитаты из вымышленных работ вымышленных авторитетов и т. д. Странным результатом этого «театрального столярного ремесла» является конечное состояние, в котором я сам, автор как основной идеи – идеи из «Суммы технологии», так и её развития в «Новой Космогонии», не мог бы сказать, что в «Новой Космогонии» я принимаю за чистую монету, а что за фальшивую, что там является проявлением искренних убеждений, а что только искусной имитацией этих убеждений, одним словом, где проходит граница между «реальной» и «сымитированной» гипотезой. И это потому, что я не знаю, в какой степени деформировалась бы вся гипотетическая конструкция, если бы я удалил из неё всё, что является не частью рассуждения, а эффектной заменой. Не знаю, возможно это разрушило бы всё до такой степени, что первоначальную идею нужно было бы строить с нуля. Кроме того, я не приписываю себе в качестве греха «фальсификации», которые позволил себе при написании «Новой Космогонии», так как фальсификации sui generis являются строительным материалом литературы и могут достигать в ней высокого внелогического уровня, а именно: эстетического.
Здесь кто-то мог бы спросить, почему я, собственно, не начинаю новый эксперимент? Я мог бы ведь вычеркнуть из «Новой Космогонии» всё, что мне показалось слишком большим упрощением или прямо-таки ловкостью рук, я мог бы взяться за то, чтобы сформулировать свои честные, не замаскированные уловками взгляды по вопросу «Денатурированного Космоса», я мог бы отказаться от фантастики в пользу гипотезы, которая доведена до достижимого для меня уровня ясности.
Такой quaestio ad hominem[16] доставил бы мне серьёзные неприятности, потому что я очень хорошо знаю, что не осмелился бы на такую затею. В нашей культуре обязательна следующая дихотомия. Кто с глубоким убеждением провозглашает, что положение дел именно таково, как он утверждает, должен формулировать суждения на принципах логического заключения. Эти принципы