едва ли это было возможно. Нагоняющие волны с кормы заливали палубу, проносясь с юта до самого бака. Большая скорость, заданная шхуне, зарывала нос в волны и, казалось, если не шторм, так сама скорость скоро унесёт их в глубину царства Посейдона или Нептуна. Необходимо было в срочном порядке что-либо предпринимать.
Оценив сложившуюся обстановку, капитану шхуны ничего не оставалось, как приказать держать курс на сорок-сорок пять градусов вправо от волнения, чем удалось добиться некоторого ослабления ударов волн в корпус шхуны, но одновременно с этим усилилась бортовая качка. Лампы, закреплённые на мачтах, при первых же резких порывах ветра были сорваны и унесены в море. Находиться в каютах или в рубке, при этом сохраняя вертикальное положение, не удерживаясь за что-либо, было практически невозможно. То, что не было закреплено, валялось там, куда закатилось или просто каталось по полу, как мяч по футбольному полю. И всё же, в этом стихией наполненном пространстве, матросы умудрялись оставаться на палубе, выполняя необходимую работу. Просто диву даёшься, как им удавалось оставаться на местах без страха и лезть на мачты.
Моррисон, опасаясь за жизнь супруги и дочери, ни на минуту не отходил от штурмана, единственного человека, сохраняющего благоразумие.
– Джеральд, когда всё это светопреставление закончится? – спрашивал он у штурмана.
– Господин Моррисон, всё в воле Господа. Я только могу сказать, что продлится не больше двух-трёх дней, как я могу догадываться, – отвечал на это штурман. Хотя, едва ли он был уверен в этом, но только что ещё он мог сказать.
На вторые сутки волнение немного уменьшилось, ветер стих до умеренного, а днём несколько раз появлялось солнце, вселяя в людей надежду, что жизнь продолжается. Элис с трудом держалась на ногах после бессонной ночи и пропущенного ужина. Её лицо осунулось, а что говорить о маленькой дочери. Шторм не щадит даже взрослых крепких мужчин, не то что хрупких женщин. Но и тогда Сэмюелю с трудом удалось уговорить её выпить крепкого кофе, придающего сил. Элис вырвало – последствие морской болезни. Шторм же прекратился окончательно лишь на третьи сутки. Волнение на море стихло, как если бы на волны накинули узды. Из серо-жемчужного цвета волны вновь стали голубовато-зелёными и притихли. С утра солнечные лучи проникая в каюту заиграли солнечными зайчиками на переборке, отделяющей каюты друг от друга.
Перемена погоды отразилась на лицах всех присутствующих на борту шхуны. Угрюмый боцман и тот расплылся в улыбке, увидев выходящего на солнце штурмана. Но довольство на его лице быстро исчезло. Капитан, осмотрев шхуну после пережитого шторма, принял задумчивый вид. Он подозвал боцмана, и они о чём-то долго говорили. Говорил больше капитан, боцман лишь кивал головой, соглашаясь с доводами капитана.
Через полчаса или быть может меньше, капитан вызвал к себе Моррисона.
– Да,