достал свою заветную тетрадку и карандаш и начал делать зарисовку. Отец его, Марк Кириллович, очень хорошо рисовал, хотя и не являлся профессиональным художником. И своего сына он с детства учил рисованию, благо у Георгия оказались неплохие способности к этому делу, и он твёрдо решил после окончания школы поступать в художественное училище или даже в институт, но война нарушила все его планы. Однако отец его наставлял, чтобы он постоянно тренировал руку, и поэтому даже на фронте, во время отдыха, Георгий нередко брался за карандаш и бумагу. Кого он только не рисовал? И своих товарищей по взводу, и Юрика Шестопалова, и даже комполка пришлось ему рисовать, ну и, конечно же, он помогал делать стенгазету к каким-то праздникам в штабе. Его даже хотели направить в армейскую газету в качестве художника-оформителя, но Георгий наотрез отказался покидать передовую.
Вот Георгий нанёс последние штрихи и Наталка уже почти всё приготовившая, решила посмотреть, что делает вставший у неё на постой молодой симпатичный боец с кудрявым чубом, похожий на юного Есенина (портрет этого русского поэта она видела в каком-то учебнике, когда ходила в школу), и от увиденного Наталка обомлела:
– О-ой! Це я чи шо?!
– Похоже? – улыбнулся Георгий.
– Дуже схоже! А можна мени його взяти?
– Дарю!
– А ти, хлопец, справжний художник! Дуже добре малюешь! Я як вилита! А можешь папку мого намалювати з фотографии?
– Могу. А зачем тебе?
– Дуже треба.
– Ну, давайте, сначала поедим хоть, – вклинился в их беседу рядовой Скоробогатов.– Есть хочется!
Наталка всплеснула руками:
– Ну, звичайно ж ви голодни, а я навантажу своими справами! Мий папка в червони армии. Вин артиллерист! Ну, давайте спочатку поимо!
И Наталка тут же принесла крынку молока и разлила его по кружкам, затем Скоробогатов открыл тушёнку и вывалил её в картошку. Наталка отложила отдельную порцию в глиняную чашку.
– Це моий бабуси!
– Конечно, конечно! – кивнул головой Георгий.
– Вона у мене май же не ходить, я ий виднесу.
Наконец Михаил, Георгий и Наталка приступили к обеду. Если честно, то у Георгия и Михаила уже разыгрался волчий аппетит, но они старались сдерживать себя.
После того, как с обедом было покончено, Наталка принесла фотографию отца, завернутую в старую газетку, и бережно её оттуда достала:
– Вона у мене одна. А я братику хочу портрет батька видиспати. Братик у мене той же воюе. И вин не бачив папку в форми.
Когда Георгий увидел фотографию отца Наталки, то у него на лбу пролегла тень. У Георгия, как у художника, была очень хорошо развита память на лица, и он сразу узнал этого артиллериста.
Глава третья
Наталка ничего не заметила. Она по-прежнему бойко и увлечённо о своём тараторила:
– Мого братика звуть Василем. Його призвали в армию у вересни (в октябре, – прим. авт.) 1941 року, а батьку через два мисяци. Днями у нас побував товарищ по служби Василя, и передав вид нього лист (письмо, – прим. авт.) Виявляется