рисовал портрет того самого артиллериста с его фотографии и думал, как передать его так и неотправленное письмо дочери и сообщить ей трагическую весть, что её отца уже нет в живых. В разговор встрял рядовой Скоробогатов:
– А как вам под немцами было? Поди настрадались-то?
– Ой, хлопчик, скильки ми при них, проклятих, натерпилися! У нас до вийни був колгосп (колхоз – прим. авт.), и ось коли вони до нас в Григоровку увийшли (вошли – прим. авт.), то видразу заарештував голову (сразу арестовали председателя – прим. авт.) и парторга, и их повисили перед правлением. Лютовали ох уж сильно. Почитай третину наших сусидив постриляли и викрали в рабство на роботу до Нимечинии. А мене трохи не згвалтували (чуть не изнасиловали, – прим. авт.) Я сказала, що хвора на сухоти (больна чахоткой – прим. авт.) и лише писля цього вони вид мене видстали.
– А у вас полицаи были поди из местных? – продолжил расспрашивать Наталку Скоробогатов.– Свои же? Уже наслышаны про них…
– Ну та. Найгирше (хуже всех, – прим. авт.) вони були. Ось хто звири виявилися! Так, вони нашу сусидку, титку Иванку, застрелили, коли вона накинулася на них з кулаками из-за того, що вони видводили з двору корову. А у неи запшиилося трое хлопят сиротами. Добре тут поблизу титка их живее, и вона узяла цих племянников до себе. Навить хлопцив малих вони розстрилювали.
– Всё, закончил! – произнёс Георгий, нанеся последние штрихи на рисунке артиллериста Ивана Макаровича.
Наталка взяла его и, не сдержав эмоции, этот листок расцеловала:
– Батька мий, дорогою, де ти зараз?!
– Это не всё… – продолжил младший сержант.
Георгий вытащил из нагрудного кармана гимнастёрки письмо Ивана Макаровича, разгладил его и протянул девушке.
– Тебе… Прочитай.
Наталка сразу по подчерку узнала, что письмо написано было рукой отца. Обо всём забыв, она погрузилась в прочтение этого письма. Минут двадцать Наталка читала внимательно, некоторые места она перечитывала по нескольку раз. Наконец, она закончила его читать и подняла глаза на Георгия.
– А де ти батьку бачив?
– Мы с ним встретились под Лубнами…
– Так це поруч! (так это рядом, – прим. авт.)
– Ну да.
– А на словах вин що передавал?
– Что любит всех. Но он не знал, что жены его нет в живых, – и Георгий запнулся, и замолчал…
Наталка почувствовала, что Георгий ей не всё говорит.
– Що з батькой? Вин поранений шибко?!
Георгий молчал. Он ничего не мог ответить Наталке. У него в горле застрял комок, и всё пересохло внутри. И только тут Наталка поняла, что с отцом её случилось что-то непоправимое. Она присела на лавочку, и взгляд её уставился в рисунок:
– Батька, батька, мий бидний батька, ой горе яке! Невже всё?! Невже я тебя, ридненький, бильше николи не увижу?! – и Наталка не выдержав, разрыдалась.
Георгий встал, подошёл к девочке и прижал её голову к своей груди.
– Успокойся, пожалуйста, – начал тихо и вкрадчиво говорить ей Георгий, он