горем, но матери-то виднее…
Это точно.
В воздухе повисло молчание. Мы с Оле не были еще настолько знакомы, чтобы беззаботно болтать ни о чем, да и та тема, что уже была задета, требовала ясности. Не найдя, что сказать, мальчишка достал из кармана следующую заготовку для Йонкиного тролля и начал обрабатывать ее своим ножиком, правда, уже не с таким усердием, как прежде.
Послушай, Оле, а зачем твоей Йонке этот тролль?
Парнишка на секунду отвлекся от своего занятия и посмотрел на меня.
Не знаю… Она, наверное, обрадуется, и он будет ей талисманом. У Йонки никого нет кроме меня – так кто же, скажи на милость, вырежет ей тролля?
Это было логично. Если никого нет, то конечно…
Она что, сирота?
Да нет, она не сирота, просто все время одна и… дружит только со мной!
Мальчишка взглянул на меня с вызовом.
Я и не претендовал. Ни на его одинокую Йонку, ни на его дружбу, раз он такой тяжелый.
Знаешь, Оле, я, пожалуй, пойду. Скоро стемнеет, да и устал с дороги. Ты где живешь?
У дюны с той стороны Птичьей Скалы, отсюда недалеко.
Может, нам по пути? Ты еще не уходишь?
Не-а, посижу еще. Дома сейчас заделья нету, он вновь вернулся к своему поделку.
Ясно. Ну, до завтра.
Давай, не поднимая глаз, ответил мой странный новый знакомый.
Наверно, без тролля Йонке совсем плохо, подумал я и отправился восвояси.
На следующее утро я проснулся как никогда бодрым и отдохнувшим. Не скажу, что раньше я спал плохо, но здоровая прохлада дедова жилища вкупе с целебным морским воздухом подействовала на меня как нельзя лучше, придав ясности моим мыслям и чистоты намерениям. Я принадлежу к числу тех людей, которые не нуждаются в роскоши обстановки и утонченных манерах окружающих для того, чтобы чувствовать себя комфортно, свежей постели и простой пищи мне, как правило, достаточно для этого. Я улыбнулся, представив, как отреагировала бы моя матушка, не обнаружив утром у своей кровати лохани с теплой, пахнущей розами или лимоном водой для умывания да французских кексов к позднему завтраку. Сказать, что чертям в аду стало бы тошно – значит не сказать ничего.
Я быстро поднялся, привел себя в порядок у висящего в прихожей умывальника, пригладил мокрыми ладонями волосы и, вооружившись детским любопытством и подростковой сдержанностью, вышел наружу. Деда нигде не было видно, и я решил, что он подался уже в свои мастерские, великодушно позволив мне в первое мое утро здесь поспать подольше.
Мне вспомнились вчерашние слова моего нового знакомца о том, что дед – колдун, и настроение мое несколько понизилось. Не могу сказать, что я принял сказанное Оле на веру, но должен был признать, что в поведении и образе жизни деда и впрямь было что-то странное, не сочетающееся с моими понятиями о существовании простого лодочного мастера и доброго христианина. Почему он, к примеру, не ходит в церковь, как другие? В нашем роду все были честными лютеранами, и воскресное посещение храма являлось обязательным ритуалом! А его уединенное, стоящее особняком жилище? По вросшим в песчаную почву остаткам лачуг я понял, что раньше дедов дом был окружен