и храм Христа Спасителя, уже год как лежавший в руинах. Тут Егорова сунула Марине в ладонь листок бумаги и чуть кивнула на затылок шофера. Это опять знак: «Молчи, ни звука!»
Марина развернула листочек. Записка, но неразборчивая! Егорова убрала руку с Марининого запястья, чтобы она смогла поднести бумажку к самым глазам.
Н. А. ЭТОЙ НОЧЬЮ ЗАСТРЕЛИЛАСЬ.
ВЫСТРЕЛИЛА СЕБЕ ПРЯМО В СЕРДЦЕ.
ЧТО ЭТО САМОУБИЙСТВО, НЕ БУДЕТ ОБЪЯВЛЕНО.
И ТЫ ПОМАЛКИВАЙ!
Н. А., Надежда Аллилуева!
Все-таки Марина вскрикнула. Егорова больно ущипнула ее за бедро. Взяла у нее записку и порвала в лоскуты. Затем разжевала их и решительно проглотила.
Теперь не только Марининым ступням было холодно, озноб разбежался по всему телу. У нее перехватило дыхание. Галина опять стиснула ей бедро. Теперь понежней, но пальцы у нее были железные.
Миновав Ленинскую библиотеку, автомобиль остановился на Арбатской площади у пока еще безлюдного Гоголевского бульвара. Марина жила отсюда неблизко, на Первой Мещанской. Она удивленно воскликнула:
– Здесь меня высаживаете?! Так далеко тащиться!.. А к дому не подвезете?
Она сдерживала рыдание, стараясь не показать свою слабость. Промолчав, Егорова вслед за ней вышла из машины. Она сжала Марину в объятиях. Казалось, что прощаются две подруги, но при этом Егорова ей нашептывала:
– Забудь эту ночь, Марина. Забудь меня. Забудь Иосифа, забудь все, что ты видела и слышала. Кремль – это настоящий террариум. Скоро кто-нибудь шепнет Сталину, что ты виновна в его несчастье. Если хочешь остаться в живых, исчезни. Или тебе помогут исчезнуть. Главное, не появляйся в театре. Затаись!
Вашингтон, 22 июня 1950 года
– … Так я и сделала, затаилась, как мышка.
– Мисс… Погодите… Минутку!
Это был Никсон, так вцепившийся в микрофон, словно боялся, что его отнимут.
– Всем известно, мисс Гусьева, что жена Сталина умерла в больнице от приступа аппендицита.
– Ложь! Она покончила с собой.
– Это по вашей версии.
Русская только пожала плечами. Никсон переглянулся с Маккарти и Вудом. Заговорил Маккарти:
– И у вас есть доказательства ее самоубийства?
– Доказательства?
Она засмеялась, будто хорошей шутке. Смех был искренним, чуть ироничным.
– Я сама и есть доказательство, господин сенатор. Уж я-то знаю, где находился Иосиф Виссарионович Сталин, когда его жена покончила с собой. На вечеринке она вовсе не выглядела больной. Она ему закатила сцену…
– Но вы же не были свидетельницей самоубийства.
– Действительно, не была.
Вновь инициативу перехватил Никсон:
– Вы не видели собственными глазами, как она застрелилась. И трупа тоже не видели.
– Ну, хотите верьте, хотите нет…
– Вы нам достаточно лгали, мисс Гусова, так что сами