в новостях, но тут оглушающе верещит дверной звонок.
Соседи?
Полиция?
Я осторожно выглядываю из комнаты и смотрю на входную дверь.
Тупо параллелепипед из металла, цвет – «Белый перламутр». Не кусается, не выламывается. Даже не разговаривает.
Нет, правда, не разговаривает.
Я глупо топчусь на месте – ладони потеют, звонок повторяется, повторяется и будто ввинчивается в кости черепа.
Я делаю осторожный шаг вперёд.
– Чел? – прорывается из-за двери. – Ау?
Пока нервные клеточки в моей голове распознают владельца голоса, телефон кукарекает и отображает сквозь паутинку трещин новое сообщение.
Валентин
22:12
Олеся и Коваль хотят встречаться
она написала
что-то не знаю как реагировать
зато сегодня северное сияние!
\(*_*)/
– Чел? Тебя слышно.
– Иди в пень, – с трудом выдавливаю я.
– Я была у святоши. Оки? Точнее, в реанимацию не пускают, я… я попрошу прощения.
Сон шестой. Письма в темноту
Девушка за порогом выглядит призраком из японских хорроров: губы мертвенно бледны, на щеках блестят дорожки слез, под красными глазами налились свинцовые тени.
– Ты голову помыл?
Прежде чем я отвечаю хоть слово, лицо Дианы вытягивается, и она ныряет мне под руку.
– Алло! – возмущаюсь я. – Контора!
– Это из маминой сумки?
– Для начала сними свои говнодавы.
Диана демонстративно стаскивает армейские ботинки с красными шнурками. Моему взору открываются протёртые носки и голые девичьи лодыжки в соотношении 2:1.
– Благодарю сердешно! Ты разве не должна изучать «Камасутру» на заднем сиденье «Субары»?
Она бросает взгляд исподлобья и с хрустом 19-летних суставов опускается на колени.
– Леонидас, – напоминаю я. – Такой изюм с бородой и страстью к маленьким девочкам.
«Маленькая девочка» с одышкой копается в куче, будто поросёнок в поисках трюфелей: берет наушники, кошелёк, коробку от патронов. Зависает. Полы куртки-бомбера Дианы качаются, и на меня поглядывает кроваво-красный осьминог с футболки.
– Ты на самом деле ходила к отцу Николаю?
Диана лезет в карман джинсов, достаёт синий комочек бахил и, прищурившись, поднимает повыше.
– Ну так надень их, – с неожиданной для себя злостью говорю я, – и возвращайся туда.
– В реанимацию. Не. Пускают.
– По чьей вине?
– Чел, пожалуйста…
– Че «пожалуйста»? Че?
Мы с вызовом смотрим друг на друга. На секунду кажется, что она расплачется, но затем Диана встаёт. Тонкие губы сжимаются в ниточку.
– Мне уйти?
Часть меня мечтает сказать «делай че хочешь», но я знаю: тогда Диана уйдёт насовсем, и лучше никому не будет.
Обречённо постонав, я убираю сотовый в карман, хватаю Диану и тащу в комнату, к ноутбуку.
– Чего? – Она вертится туда-сюда, растерянно оглядывается.
Я поворачиваю её голову к мерцающему в темноте экрану и тыкаю в него указательным пальцем