По грязной спине незадачливого пьянчуги побежал тоненький алый ручеёк. Дебошир Васька охнул и стал заваливаться вбок. Упасть помешала скученность в их шеренге, он так и остался висеть на плече соседа, который даже не обратил на это внимания. Порыв ветра заколыхал петли над головами приговорённых. Они глухо шлёпали друг о друга в беспорядочном хороводе.
– Я, от имени Государя-Императора, даю вам выбор. Или вы возвращаетесь к работе завтра же, на условиях, предложенных господином Кормилицыным, которые вы собственноручно подписали при найме, или я их повешу, – Виктор Васильевич указал на связанных людей за спиной. – Жду ответ.
– Не казни, батюшка, – первой опомнилась жена Петра, обессилевшая от рыданий и сидевшая прямо на земле у калитки своего дома. – Я работать пойду, отпусти, благодетель.
Калачов ждал.
– Я работать снова выйду, отпусти Колю, Христом Богом молю, – кинулась со своего места мама подростка. Николай Бойцов хотел что-то ей крикнуть, но солдат упёрся штыком ему прямо в горло, и парень только чуть слышно захрипел.
– И я пойду….
– И я….
– Отработаем, чего уж …Отпусти мужиков …
Голоса, раздававшиеся сначала разрозненно, слились воедино, обещая исправиться и вернуться на фабрику. Калачов, будто в раздумьях, посмотрел на арестованных, затем на вокруг и поднял руку. Площадь тут же смолкла. Прошелестел вздох облегчения. На лицах приговорённых было к смерти людей появилась надежда.
– Хочу услышать погорельцев, – сказал он.
Люди зашушукались, стали оборачиваться, ища пострадавших. Те стояли чуть особняком, перепачканные сажей, чумазые, словно из угольной шахты. В отличие от большинства соседей, сострадания на их лицах не было – только злорадство напополам с растерянностью. Вперёд вышел Прокоп-лавочник.
– Не казните, ваше превосходительство. Не хочу грех на душу брать, – он махнул рукой и опустил голову – их глаз текли слёзы.
– Простите их. Не хотим бога гневить, – хмуро, но громко сказал Борис Куликов, дом которого сожгли сразу вслед за лавкой. Остальные пострадавшие от пожаров, оставшиеся без крова люди поддержали его, нестройно, но твёрдо.
– Не казните, – сбоку к помосту незаметно подошёл отец Иоанн в чёрном облачении. – Бога ради пощадите, ибо «каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам отмерено будет».
– Что ж. Казнить сегодня никого не буду – завтра чтобы все были на фабрике! Однако и без вразумления преступников оставлять не следует. И запомните – ещё раз подобное повторится, я вернусь. Тогда виселицы не миновать. Я не позволю посягать на государевы устои! Никому и никогда! Дома пострадавшим восстановят за счёт зачинщиков. Благодарите их, что живы остались. Смутьянов выпороть! – приказал он ротному и спустился, поддерживаемый под ручку фабрикантом Кормилицыным.
Михаил Максимович услужливо проводил губернатора к приготовленному столику, на котором дожидались изысканные