его!.. – вновь повернулся к Антону Казимир Иванович, – оставь-ка лучше рисунок себе, Паладьев, такими работами, не кидаются.
Неожиданно в разговор вмешался тихо подкравшийся к месту «разбора полётов» Христофор:
– А, глазки ей шире? – сладенько пропел он, с прищуром глядя на портрет ирландки, – реснички гуще, горбинку сгладить.
Антон бодливо, словно от зубной боли, замотал головой:
– Сгинь, Христо! Горбинку сгладить… Уйди от греха!
– Не знаю, – не обращая внимания на возмущения оппонента, возразил Христофор, – товар должен сразить клиента. Наповал. Вот тогда он уйдёт. Ты должен поразить её в самую, так сказать, мякоть. Нырнуть под пах…
– Уберите его, – запричитал Антон, – убери его, Веня! За что мне это наказание?
– …И тогда она никогда не забудет и с удовольствием расстанется… – как будто не слыша тошкиных завываний, вкрадчиво продолжил грек, однако, тут же удивлённый, осёкся: к Антону на полных парах подскочил давешний бугай с детским румянцем на щеках. Сунув в руку художника мятую пятидолларовую бумажку, он что-то жалобно мяукнул и бесследно исчез в густой толчее прохожих.
– Эй! Чувак… мистер! А портрет?! – крикнул ему вслед Антон.
– Портрет забери, дурак! – завопил в затылок ирландцу Вениамин, но того и след простыл.
– Надо же! Проснулись… – с натянутой улыбкой, промямлил Венечка.
– Совесть у них проснулась, – хмуро отозвался Христофор, – хотя, какая там совесть… у нас с англами в этом понятия разные!
– Ну что, Венчик, теперь твоя очередь, – устало проговорил Антон, пропустив мимо ушей странный комментарий грека.
– Какая ещё очередь? – сдавленно произнёс Вениамин.
– Покупай. Ты хотел!
– Чего покупать?
– Портрет.
– Ты же его продал! – Вениамин смотрел на Антона тем кукольным личиком, какое делал всегда, когда его ловили с поличным.
– Нет же. Вот он стоит – на тебя смотрит, – прищурившись, сладко проворковал Тошка.
Вениамин осторожно снял с головы широкополую, чёрного фетра, шляпу, ребром ладони рубанул по верху, и, водворив её обратно, вновь глянул на Антона своим круглыми и, как говаривала Ленка,
«бесстыжьими» глазами:
– Не сегодня, – произнёс, солидно кашлянув, – извини. Только из Европы. Потратился в прах. Из Пулково на рейсовом автобусе добирался, представляешь?
– Представляю, – недоверчиво усмехнулся Антон. – Как там, кстати?
– Где?
– В Европах твоих!
– А, у, – сдвинув шляпу на затылок, счастливо запел Венечка, – фейерверк! Амстердам! Париж! Елисейские поля! Работал. Недолго, правда.
– Как там художники? – поинтересовался Антон.
– Мы лучшие.
– Да? А парижанки?
Вениамин закатил к небу глаза.
– Но не ухожены, – сокрушённо вздохнул он, – нечёсаные. А тебя-то самого где носило?
– Да, где меня только не носило, – улыбнулся Антон,
– вот… из хирургии вынесло.
– М… – в нос протянул Венечка, – и чего же теперь