поздно ты спохватилась, госпожа. Обратного пути нет.
Мать закрыла ладонями лицо, стала, как маленькая, утирать слезы. Наверное, это зрелище должно было пробудить во мне жалость, но не пробудило. Какое бы родство нас ни связывало, я сейчас ничего не чувствовал к этой женщине, чей гордый нрав и жадность довели нас до такого.
О том, как Урсилла ворожила на дымных рунах и отправила меня исполнять ее волю
Урсилла держалась уверенно – видно, точно знала, что делать. Она медленно обходила сидящих, задерживалась перед каждым, чтобы вглядеться в тот перетекающий, изменчивый пузырь, что заменял ему лицо. Она так внимательно изучала эти переливы света, словно хотела вычитать в них некое послание. Закончила круг она перед тем, в когтях которого висел игрушечный человек.
Тут она возвысила голос, но не нараспев. Она извлекла из-за кружевного корсажа костяной свисток на серебряной цепочке. И поднесла его к губам, издав тонкий пронзительный свист, до того резавший слух пардусу, что я бы громко взревел, если бы мог.
Потом…
На свист ответили – слабо, издалека. Или, подумалось мне, нас разделяло не расстояние, а время. Урсилла свистнула трижды и трижды получила ответ. С каждым разом он делался слышнее, словно призванный ею приближался.
Она немного повернулась, направив кончик жезла на тщательно наполненную курильницу. Живой огонь, сорвавшийся с жезла, слепил глаза. Содержимое курильницы занялось, вспыхнуло. Однако пламя горело недолго. Когда оно опало, из курильницы повалили клубы дыма.
Обвивавший нас ледяной ветер давно улегся, и я не ощущал никакого движения воздуха, и все же дымный столб, сильно наклонившись, протянулся к фигуре с человеком-игрушкой, окутал всю статую, кроме светящегося лика-пузыря. В нем краски стали сочнее и ярче, переливы цветов ускорились. Я не поднимал головы из страха, что происходящее притянет взгляд. Потому что во мне крепла мысль, что таким образом эти древние Силы подбираются к жертве.
Урсилла выпустила свисток из губ, оставив его висеть на груди, как та подвеска с полумесяцем у Лунной колдуньи.
Лунная колдунья!
Едва воспоминание предстало перед моим взором, я вздрогнул как от удара, поняв, что о ней здесь нельзя думать, как и о других из Звездной башни, – только не здесь! Сумеют ли безрассудно вызванные Урсиллой влияния дотянуться в такую даль, чтобы нарушить покой лесного убежища? Я этого не знал, но опасался невольно протянуть к ним мост.
Худое тело Урсиллы раскачивалось из стороны в сторону, ноги же оставались на месте. Облако дыма качалось вместе с ней, выбрасывая щупальца то вправо, то влево. Эти щупальца на миг словно повисали в воздухе, а затем охватывали фигуры по сторонам той, что высилась перед Мудрой.
Таким образом дым затянул все статуи, окружив нас стеной. Когда закрылся последний проход, курильница перестала дымиться. От того, что в ней горело, осталась щепоть серого пепла.
Теперь запылали пузыри. Я слышал тяжелое, прерывистое дыхание матери. Страх развевался за ее плечами, как плащ на ветру.