форма прошедшего времени? Ни прикрыться улыбкой, ни устыдиться не получается. Разглядывая изнанку фразы «У тебя и такое водилось», он чувствует себя беспардонно везучим и попутно плывёт в пустоте, проникаясь чужим одиночеством, ощущаемым как собственное, познаёт безбрежную soledad5, которую не с чем сравнивать.
Машинально ищет точку опоры. Сгребает ворот сидящего напротив. Тот как подкошенный падает навстречу.
Столкновение отмечает секунду, когда мир растапливается и взбалтывается до живой мглы, через смерчи которой они выходят в пограничную зону.
Пейзаж прикидывается бесхитростным и знакомым: плавные почвенные перепады, густое зелёное марево на горизонте.
Они стоят на просёлочной дороге. Вечернее солнце настояно до июльского концентрата, но горьковатый воздух по-весеннему подвижен и пахнет ночью. От контраста башенку сносит.
Зрение не фокусируется на дальних деревьях, соскальзывает с качающихся у ног стеблей.
Компаньон по вылазкам не ослабляет хватку. Он тоже не разжимает пальцев.
Эскизный ландшафт что-то говорит им обоим. Очевидно, каждому своё.
Прожилка разнотравья и параллельные колеи ныряют во внушительных размеров лужу, чья форма напоминает обгрызенный овал, помятый ромб или – с большой натяжкой, но неотвязно – человеческое сердце. В отличие от прочих элементов пейзажа, колдобина и её жирно подтопленные берега рисуются отчётливо.
Парочка ходоков за черту балансирует у кромки воды – там, где лужа узкой протокой соединяется с придорожным прудом. Мизансцена кажется забавной, но кривящая рот усмешка ещё не осмыслена. На первый план пробиваются образы, навеянные эскизным ландшафтом. Он отворачивается от своего попутчика, от лужи в подтопленных берегах, от мелководного – если не считать срединной впадины – пролива…
Шафрановое солнце, июльский концентрат, просёлочная дорога, дребезжащий велосипед – ещё не антиквариат, но уже ретро. Длинноногая девушка в джинсовых шортах крутит педали на аналогичном памятнике материальной культуры. Пешие персонажи – слава богу, редкие – сворачивают головы. Не шорты чрезмерно коротки – ноги до безумия хороши. Он бросает руль, показывает недобрые жесты с двух рук. А предпочёл бы стрелять без предупреждения.
У неё обгорели плечи – это объясняет рубашку, которую она не любит за неудобный крой или за излишнюю декоративность. Он не помнит наверняка. Зато помнит, что вышивку – белым по белому – он обнаружил не глазами, а пальцами, и что шнуровка, расходясь, не открывает ни одной родинки из созвездия под ключицами.
Кипенный хлопок раздувается на ветру.
Он представляет спутницу во флорентийской мастерской – переодетой в мальчика. Хочешь возрождаться в унисон с эпохой – оставь локоны, спрячь остальное.
Зачем тебе ренессанс, когда тут такое…
Мастерская подменяется палубой. Теперь спутница замаскирована под юнгу. Ненадолго. Несколько лет –