с миром… захороним останки? – мужчина повернулся к Тарасу.
– Нам надобно идтить. Поевзд не ждеть.
– Исчо бы претасчить Митько до Листвяничного… – мужчины посмотрели на умирающего охотника.
– Его тоже оставить надобно, – сказал Тарас, – помочь ему никто не смогет. А нам надобно исчо волчьи шкуры содрать. Да и рубля нам больше достанецца.
Мужчины посмотрели на него осуждающе, но ничего не сказали.
К обеду охотники вскрыли тайный подпол у самого Лиственничного, вытащили пушнину, добавили сверху свежие шкуры волков и перенесли все добытое на двор лодочника.
– Таскаем быстрее! Опоздаим на поизд-то! – прикрикнул Тарас.
Старый лодочник получил мясо кабарги и сделал два рейса. Еще два раза на его лодке Ангару пересек сам Тарас, а крайний раз приплыл вместе с оставшейся пушниной и стариком. Распрощавшись с лодочником, они дождались своего паровоза, что шел из Верхнеудинска, потом быстро загрузились и отбыли. На закате добытчики меха и шкур были уже в Иркуцке.
Закончив все дела с разгрузкой, передачей и дележкой прямо при станции, Тарас прогулялся вдоль реки, перешел на другую сторону по понтонному мосту, минул людные кварталы центра, свернул у амурских ворот и вышел к месту злачному и по вечерам опасному: Подгорная улица расположилось у самого отшиба города, у Иерусалимской горы, где еще со времени Иркуцкого острога заложили жальник. Тарас не без труда отыскал обозначенную китайским дельцом избу, где на первом этаже располагался кабак, а в подвале, по слухам, опийный притон. Внутри было дымно, людно. Пахло прогорклым салом, хреном, рулькой и квашеной капустой.
Тарас огляделся. Кабатчик протирал стакан сальной тряпицей и недовольно зыркнул на нового посетителя. Замызганная девица разносила стаканы с пойлом завсегдатаям выпивохам. Двое бородатых мещан хорохорились перед расфуфыренными девками. Одинокий пьянчуга сидел поодаль. Еще трое осунувшихся мужчин не пили, а что-то промеж собой обсуждали и посматривали по сторонам. Во взгляде их было что-то волчье.
“Кодла” – подумал Тарас. Этих он обходил стороной. Когда-то и сам был вынужден якшаться с такими. Но долгое время средства ему были нужны чтобы ухаживать за больной матерью, а с различных контрактов наподобие пушнины и мускуса, рублей собрать можно было гораздо больше, чем с воровства и разбоя. Когда матери Тараса не стало, работать он продолжил, только уже исключительно на себя.
Китаец ждал его сидя за дальним столом, по соседству с одиноким пьянчугой.
– А-а-а, вот и ти! – он курил тонкую трубку, постоянно подпаливая содержимое огоньком.
Добытчик пушнины подошел и кивнул.
– Водьки моиму дурюгу, – махнул китаец кабатчику.
Тарас уселся, потянулся к кошелю и выложил на стол мускусную железу кабарги. Иностранный купец тут же отставил трубку, поднял “струю”, понюхал ее и довольно хмыкнул.
– О-о-о, тевущки в наща старана ощень люпьить это! Но эта для zhìliáo zhě. Как по твайей – цилитель…
– Ясно. Где плата?
Девка