затопленная процессией, теперь отсеялась. Она осталась и ждет финала – ареста «тех, кто стрелял».
Я приказываю: – Ломай замок! Но солдаты не умеют. В это время подходит фигура, кажется, тот самый, который докладывал, что они «увсе согласны».
– Дозвольте мне, ваше благородие. В руках у него маленький ломик. Замок взлетает сразу…
Во внутренности двора, сбившись в кучу, смертельно бледные, прижались друг к другу, кучка евреев. Их было человек сорок: несколько подозрительных мальчишек, остальные старики, женщины, дети…
– Кто тут стрелял?
Они ответили перебивающим хором:
– Их нема… они вже убегли…
Старик, седой, трясущийся, говорил, подымая дрожащие, худые руки:
– Ваше благородие… Те, что стреляли, их вже нет… Они убегли… Стрелили и убегли… Мальчишки… Стрелили и убегли…
Я почувствовал, что он говорит правду. Но сказал сурово:
– Я обыщу вас… Отдайте револьверы.
Солдаты пощупали некоторых. Конечно, у них не было револьверов. Но мое положение было плохо.
Там, за стеной – огромная толпа, которая ждет «правосудия». И для ее успокоения, и для авторитета войск, и для спасения и этих евреев, и многих других весьма важно, чтобы «стрелявшие» были арестованы. Как быть? Внезапно я решился…
– Из этого дома стреляли. Я арестую десять человек. Выберите сами…
Получился неожиданный ответ:
– Ваше благородие… арестуйте нас всех… просим вас – сделайте милость – всех, всех заберите…
Я понял. За стеной ждет толпа. Ее рев минутами переплескивает сюда. Что может быть страшнее толпы? Не в тысячу ли раз лучше под защитой штыков, хотя бы и в качестве арестованных?
Я приказываю все-таки выбрать десять и вывожу их, окруженных кольцом серых. Дикое улюлюканье встречает наше появление. Но никаких попыток отбить или вырвать. Чувство «правосудия» удовлетворено. Они довольны, что офицер исполнил свое обещание. Я пишу записку: «Арестованы в доме, из которого стреляли». С этой запиской отправляю их в участок под охраной половины взвода. (Они были доставлены благополучно – я получил записку из полиции; дальнейшая судьба: через два дня выпущены на свободу. На это я и рассчитывал.)
Желтые звуки трубы режут воздух. Трубят общий сбор. Мы бросились на эти сигналы. Что это?
Грабят базар…
На базар обрушилась многотысячная толпа. Когда мы прибежали, в сущности, все было кончено. Мы вытеснили толпу с базара, но рундуки были уже разграблены, все захвачено, перебито. Больше всего было женщин. Они тащили, со смехом, шутками и визгом. Иные, сорвав с себя платки, вязали огромные узлы.
– Брось, бесстыжая…
Она улыбалась мне виноватой улыбкой:
– Ваше благородие, пропадет ведь… Запалить бы в них надо по-настоящему, но не хватает духу.
Психологически это невозможно.
– Не помню уже, как в третьем часу дня ко мне собралась вся рота. Куда девались остальные офицеры – не знаю. Зато появился понтонный капитан с ротой