страдал. Ради революции всё делалось. Я ж сам не расстреливал, вон друзья мои Янхель Хаимович да Шая Исаакович меткие стрелки были, это они царскую семью того…
– А долго ваш Ульянов-Ленин в котле кипеть будет? Сколько часов-минут?
– А я откуда знаю? Тут времени нет. Спешить некуда. Все по очереди закипаем.
– После ада – чистилище?
– Какое такое чистилище?
– Ну, Данте писал.
– Не слыхал такого. Дружок твой, что ли? Очищаться, сказали нам – на Земле надо было от грехов своих, а здесь не санаторий и не больница. Да и убийство – это такой грех, что и на Земле не смывается. Мы навечно поселены кипеть. Может, те, кто не коммунисты и не террористы, не убийцы и попадут когда-то в чистилище, не знаю, а мы тут – вечные…
– Таких как вы и надо так наказывать. На Земле-то безнаказанно зло творили. У вас руки тоже по плечи в крови.
– Выше, Павлуша, выше. Много народу я сгубил, много. Так ведь Ульянов-Ленин приказывал, а мы выполняли. Думали, лучше будет. А на Земле, говорят, всё равно бардак…
– Да не всюду. Потому что вы умных поубивали, а вас подлецы поддержали. От подлецов дети ангелами не бывают. Вот беда какая. А вот с чиновниками да с милицией, ну ещё с бандитами кавказскими разберёмся – и будет порядок.
– Э, ты ангелов не вспоминай, а то заберут отсюда, не успеешь с Вованом больше потолковать. А он и ты этого ж хотите…
– Да вам всем одинаковый счёт предъявлять надо! Все вы столько бед России принесли, что сравнить ни с чем невозможно. Хуже любой инквизиции, хуже фашизма. Подобного ужаса на планете не бывало за все миллиарды лет!
– Я ж говорю – это всё Вован. Власти захотел, зараза! А мы ведь только поддержали. Мы – сподручные. Правда, Лазарь?
– Я неграмотный, не знаю. Я только указания давал убивать, кто в колхозы не шёл. А скоко убито – это вы считайте, а я ж говорю – неграмотный. Какой с меня спрос? Вон Вовка Ульянов университет закончил – с него испрашивай, парень, – откланялся Лазарь Каганович.
– И я не виноват в расстрелах, – отозвался подошедший Феликс Дзержинский.
– И мы, – в один голос заявляют Лев Троцкий и Коля Крыленко.
– А я даже целиться не умею, не то что стрелять! – вплыл в компанию Гершель Ягода. Следом за ним появляются Николай Ежов и Лаврентий Берия.
– И мы ни при чём, – нагло так заявляют. – Нас Сталин науськивал, мы Ленина и знать не хотим, он самый злой, страшнее Иосифа Виссарионыча.
– Ага, спросить не с кого…
– Паря, чё спрашивать-то? Об чём гутарить? – Это Дзержинский смеётся. – Мне вон один памятник в Москве был – и тот убрали. А Вовану Ленину-то в одном Омске, говорят, штук десять. А по всей стране? Тысячи ведь… Все сохранены. Значит, любят его на Земле, ценят. Мавзолей отгрохали. Почитают партийцы Ильича-то, берегут. Это ты тут прилетел в грязном белье ковыряться, так у нас нет белья, мы все того… Ты один недовольный. Ну ещё пара-тройка тут появлялась. А в целом-то ведь массы любят, получается, Вована нашего. Ну подумаешь – попов порасстрелял, в церквах золотишко экспроприировал. Что с того? Не себе же в карман, как сейчас там у вас…
Тут