стащили в окопы растерявшихся фашистов и, пока одни бойцы кололи их штыками, другие начали палить по кустам и деревьям.
– Обложили, – вслух сокрушался Филиппов, – проспали, черт подери, про-спа-ли!
Он бросился к дальнему орудию, только что грохнувшему выстрелом, но над головой что-то оглушительно хлопнуло, и Родион упал, не добегая до него всего несколько шагов. Гимнастерка на боку была разорвана осколком и окрасилась бордовым…
– Не стрелять! – Хрипел Родион, доползая до окопа. – Беречь снаряды для танков!
– Что тут беречь? – Стаскивая раненого комбата с бруствера, указывал в сторону дороги командир расчета.
Филиппов, преодолевая боль, выпрямился. На окраине рощи «разулся» еще один «Panzerbefehlswagen», свеженький.
– Откуда он тут взялся? – Опешил комбат. – Я его не видел…
– Никто не видел, – пояснил старшина, – а как начал смещаться огонь артобстрела, он и выполз откуда-то из-за деревьев. Я приказал кончить гада…
– Гада! – Повторил за ним Филиппов, чувствуя, как сбивает ему дыхание рана. – Верно, Вакуленко, верно! Серега, сшибайте им лапти, бейте под катки, раз уже и сюда пролезли суки…
Сорокапятка Вакуленко уже выцеливала следующий, ползущий по окраине рощи танк. Рисковать было нельзя, снаряды были на исходе, а эта Pz-шка шла к ним во фронт. Что ей в лоб эти 45 миллиметров? Только ежили удачно попасть.
Вдруг из засыпанного окопа, который уже заутюжил броней этот «Panzerbefehlswagen», прямо из земли поднялся на руках окровавленный боец с гранатой. Ноги его не двигались, то ли были сломаны, то ли придавлены, но он нашел в себе силы выдернуть кольцо, опереться одной рукой, а другой бросить боевую железку на «спину» отползающей немецкой бронемашине. Хлопнул взрыв, заставивший геройского бойца откинуться на спину. Оглушенный танк повело влево, он ввалился правой гусеницей в окоп, остановился и задымил, поливая из пулемета по позициям обороняющихся. У обстрелянного им орудия Вакуленко наступило смятение. Бойцы, кто успел, бросились врассыпную или скатились и траншеи.
Выручила вторая, дальняя пушка. Тремя снарядами она заставила и этот Pz. III умолкнуть, а вскоре и вспыхнуть открытым огнем.
Стрельба становилась тише. Тут же от дальнего орудия прибежал младший сержант Малашин:
– Товарищ майор, – принялся он докладывать, но сидящий, откинувшись спиной на земляную стенку траншеи, Филиппов не дал ему договорить:
– Молодчина! – Прохрипел комбат. – Вовремя ты его. Мы оценили и без доклада.
– Я не за тем, – опустил взгляд Малашин, – стрелять больше нечем, в ящиках пусто…
– И у меня только два снаряда, – добавил откуда-то слева Вакуленко. – Зенитки тоже молчат. Немцы отползли и притихли, товарищ майор, – продолжил он. – Может, пока есть время, отойдем к нашим танкам?
– Какой, к черту «отойдем»? – Стал с трудом подниматься комбат. – Смотри! Видишь дым до самого Киева? Что там у Лопатина осталось? Ты знаешь?
Вакуленко опустил взгляд.
– Вот