взял с места хорошую скорость.
Каменистая степь, спаленная солнцем, лежала безжизненная и пустынная. Ветер, жаркий и нервный, дул монотонно и беспрерывно. Он высвистывал унылый мотив, от которого воротило душу. Кругом, куда ни посмотри, стлалась однообразная волнистая пустота, тут и там ряды плешивых холмов. Одинокие смерчи, то и дело вздувавшиеся в разных местах, сметали в кучи сухую полынь, пыль и мусор.
Раф, стиснув руль обеими руками, не отвлекался от дороги. Он вжал ногой педаль газа до самого пола и не ослаблял давления на нее ни на мгновение. Машина летела напористо, яростно, сметая с дороги песчаную крошку.
– Сколько тут? – спросил Томпсон.
– Две мили.
У ворот зоны пришлось остановиться. Путь перегораживала тяжелая балка шлагбаума. Как бы укрепляя ее прочность, в бетонированном гнезде стоял пулемет на треноге. Только когда начальник караула подошел к машине и увидел в ней Каррингтона, он взмахнул рукой. Солдаты, оставив пулемет, пошли поднимать шлагбаум.
Томпсон, приоткрыв дверцу, огляделся. Между холмов за колючей проволокой виднелись очертания небольших домов – то ли жилых помещений, то ли складов – не разобрать. Справа от дороги белел огромный щит, изрисованный вязью арабских букв. Что написано на нем, Томпсон не спрашивал. Он раз и навсегда усвоил, что там должно быть написано, и знал: так оно и есть.
«СОБСТВЕННОСТЬ ВОЕННОГО ВЕДОМСТВА. ПРОХОД И ПРОЕЗД ВОСПРЕЩЕН. ОГОНЬ ОТКРЫВАЕТСЯ БЕЗ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ».
Знал Томпсон и то, что ребята, которым поручают охрану подобных объектов, не любят церемониться, не кричат: «Стой! Кто идет?» Для них главное – нажать на спуск автомата и наблюдать, как отчаянного смельчака – дурак он или просто неграмотный, все равно кто, – рвет на куски метко пущенная очередь.
Сплоховать и не попасть в нарушителя для таких служак означало поставить крест на своей карьере, и они всегда попадали.
Машина неторопливо подкатила к домику, затянутому маскировочной сетью. Томпсон из-за этого и не заметил его на фоне пегой возвышенности.
Въехали на стоянку под специальным навесом. Вышли из машины и с минуту стояли, давая глазам возможность привыкнуть к сумраку, царившему здесь. Томпсон повел носом. Тянуло сильным запахом дыма и жареного мяса.
– Здесь готовят азиатский пир?
– Традиция, – пожав плечами, ответил Каррингтон. – Перед уходом на операцию люди покупают барана и устраивают себе отдых.
– Откуда им известно об операции? – В голосе Томпсона звучало подозрение. – У вас об этом объявляют заранее?
– Успокойся, Фред. Никто ничего не знает. Но люди чувствуют такие вещи нутром.
– Нужно выяснить, у кого такое нежное нутро. Мне оно не очень-то нравится.
– Да не горячись, старина. Ровным счетом ничего криминального. До обеда я сообщил, что приеду. Как считаешь, прибытие шефа и подгонка обмундирования что-нибудь в этом мире значат?
– Хорошо, успокоил.
Они прошли в штабной домик. Раф открыл перед ними дверь и встал с автоматом у входа. Риф так и остался в машине, только приоткрыл дверцу, чтобы сделать полосу