кронах обитали «серка» – крохотные обезьянки, весьма почитаемые среди горожан. Среди деревьев виднелись высокие округлые здания с резными колоннами в виде могучих зверей, стоящих один на другом. Резьба была выполнена столь искусно, что Мендельну показалось, будто кое-кто из зверей смотрит на окружающий их огонь с очевидной тревогой. Правду сказать, от пожара окрестности храма было уже не спасти, да Ульдиссиан о том и не заботился. Серка давным-давно разбежались, а все прочее здесь несло на себе клеймо Церкви Трех.
Объединенные силы партанцев и тораджан высыпали наружу и устремились прочь с храмовых земель. Тут Мендельн, наконец, оглянулся назад, на огромное здание.
Только его глаз и мог различить в темноте непрестанную дрожь. К этому времени огонь охватил большую часть крыши, фасад здания (как, несомненно, и все прочие стены) украсился множеством трещин. Несколько колонн вдалеке попадали наземь, переломившиеся пополам, в фундаменте с западной стороны зияла жуткая брешь.
«Да ведь храм давным-давно должен был рухнуть, – сообразил Мендельн. – Рухнуть прямо нам на головы…»
Однако храм не рушился, и единственной тому причиной был человек, с напряженным, закаменевшим лицом шедший рядом. По лбу Ульдиссиана градом катился пот, дышал он шумно, прерывисто, а на ходу то и дело косился по сторонам, как будто стремясь сосчитать сподвижников.
– Внутри никого не осталось, – заверил его Мендельн. – Точнее сказать, никого из живых. Даже последние из местной братии сбежали.
– В дж… джунгли… если только хоть что-то… соображают, – с великим трудом проскрежетал Ульдиссиан и остановился – очевидно, затем, чтоб оценить положение.
– Можешь отпускать. Никто не пострадает, – негромко сказал ему брат.
Кивнув, Ульдиссиан шумно перевел дух.
С жутким грохотом, со скрежетом камня о камень тораджский храм осел и развалился окончательно. Огромные глыбы тесаного мрамора завалили внутренний двор. Подстегнутое свежим воздухом, пламя пожаров взъярилось, взвилось к ночным небесам. Сторонники Ульдиссиана заахали. Ром изумленно выругался.
Увесистые осколки мрамора сыпались наземь градом, но рядом с воинством Ульдиссиана не упал ни один: брат Мендельна продолжал сдерживать разрушения.
Мало-помалу великое бедствие обернулось бедой вполне заурядной. Пожары горели по-прежнему, но, окруженные кольцом развалин, распространиться дальше уже не могли, и Мендельн прекрасно знал: это, опять-таки, не случайность.
Ульдиссиан устремил взгляд вперед, за спину Мендельна, и младший из братьев в тот же миг почувствовал, что происходит там, позади. Едва он обернулся, все остальные тоже заметили толпы народа, заполнившие окрестные улицы. Путь Ульдиссиану с учениками преграждало большинство не пострадавших жителей Тораджи, и всеми ими, по наблюдениям Мендельна, владели самые разные чувства.
Из толпы властной поступью выдвинулся вперед человек в пышных, алых с золотом одеяниях. Серебро его длинных, стянутых в косу седин покрывал головной платок, ноздрю украшало золотое,