или же Лилия – под этим именем ее знал и он сам, и Серентия, и, что горше всего, Ульдиссиан.
Тем временем Серентия, точно охваченная нетерпением кошка, расхаживала взад-вперед, не сводя глаз с дверей, столь надежно «запертых» Ульдиссианом. Остальные соратники разбежались по залу, принялись рвать в клочья величественные хоругви, хотя огонь, пожиравший другие части здания, рано или поздно уничтожил бы все внутреннее убранство и здесь. Зная, что на самом деле победа еще не за ними, Мендельн вслушивался в шепчущие голоса – даже в шепот мертвых жрецов и мироблюстителей. Голосов морлу он, конечно, не слышал: эти создания умерли давным-давно, и от них здесь осталась лишь пустота. Слушал он со всем вниманием, сосредоточившись на тех речах, что казались существеннее остальных.
«Как же мы были наивны, – едва не с тоской думал Мендельн. – Братья, крестьяне из крохотной деревушки, обреченные всю жизнь пахать землю и пасти скот…»
Ну, а до всего этого оба дошли по вине Лилит – Лилит, решившей сделать из Ульдиссиана пешку в какой-то потусторонней, иномирной борьбе демонов с ангелами за жалкий камешек, зовущийся среди них «Санктуарием».
За его, Мендельнов мир.
Спасителями рода людского Мендельн ни себя, ни брата не считал, однако Ульдиссиану выпала роль, от которой тот уже не мог отказаться. Теперь от его решений и дел действительно зависела судьба всего сущего, а Мендельн мог лишь держаться рядом да помогать брату, чем сумеет, сколь бы сомнительной ни оказалась эта поддержка.
Его раздумья были прерваны необычайной силы дурными предчувствиями. Голоса разом смолкли – все, кроме одного, к остальным явно не принадлежащего. Этот голос, куда более звучный, живой, был тем самым, что ободрял Мендельна, что указывал ему верный путь во время его загадочного преображения.
«Берегись… берегись рук Трех, – предупреждал этот голос. – Они хватают все, до чего ни дотянутся… и давят во всесокрушающих дланях…»
Услышав столь туманный совет, Мендельн наморщил лоб. Какую пользу может нести в себе подобное знание?
– Серентия! – вскричал он с оживлением, какого не проявлял уже многие дни. – И вы все! От статуй держитесь подаль…
Но кое для кого предостережение оказалось слишком уж запоздалым. Исполинские изваяния, точно живые, склонились вперед. Тяжелый молот Балы обрушился на двоих тораджан, одним махом сокрушив обоих. Какой-то злосчастный партанец отлетел прочь, сбитый с ног ребром одной из Диалоновых скрижалей.
Что же до Мефиса… Схватив одну из женщин, Мефис стиснул ее, что было сил. Увидев, что из этого вышло, даже Мендельн почувствовал подступившую к горлу тошноту.
С пронзительным скрежетом, разнесшимся гулким эхом, точно дружный стон всех погибших, под сводами огромного зала, каменные истуканы сошли вниз, к вторгшимся в храм. Еще недавно вполне уверенные в себе, сторонники Диомедова сына подались назад, в сторону выхода, но двери, ведущие наружу, тоже оказались накрепко заперты… причем вовсе не стараниями Ульдиссиана.
– Лилит, –