заменяла перчатки и позволяла действовать в операционной, чувствуя руками все без малейших искажений, и даже на сложных бесконтактных операциях, когда поверх одевались специальные сенсоры, управляющие маленькими нано-роботами, руки покрывались этой самой пленкой. Этот жест был привычкой, но искусственный интеллект госпиталя не забывал контролировать все.
– На данный момент операций не запланировано, – сообщил он и тут же услужливо уточнил: – Хотите продолжить?
– Нет, – выдохнув, сказал Рональд и провел холодной рукой по лбу.
Он действительно не знал, что делать. Тело его пациента очень быстро выводило препараты. Это било по почкам и без того пострадавшим от радиации и еще каких-то неизвестных токсинов. Печень уже подавала свои сигналы бедствия и грозилась отказать, то и дело поднимая уровень то одних, то других ферментов. Пока корректировки извне хватало, но это будет длиться недолго.
– Я его убиваю, – с болью думал Рональд, потирая виски.
Ему говорили, что не стоит переживать. Пациент изначально тяжелый: потерявший много крови, с поражением всех органов, тремя пулевыми ранениями, неверно работающей гормональной системой, переживший явное облучение, но почему-то невероятно живучий. В его дикой, пугающей жажде жить было что-то пьянящее.
Рональд действительно с трудом видел в пациенте человека, скорее дикаря, но он хотел ему помочь куда больше, чем все остальные врачи, что могли влиять на его лечение. Ломать голову никто не хотел, все как-то пожимали плечами – мол, не знаю, как так, а Рональд ругался, рычал, но, выходя из опер блока, снова открывал голографическую панель с медицинской картой подростка четырнадцати лет.
«Оливер Финрер. Рост выше среднего. Телосложение спортивное. Вес соответствует телосложению. Интеллект незаурядный, высокоразвитый. Иммунный чип высшего класса. Хронических заболеваний нет. Повышенный риск психических расстройств. Нуждается в наблюдении. Необходимости в корректировке не выявлено», – гласили основные данные карты.
Рональд перечитал ее сотни раз, но так и не нашел лазейки. Восемнадцать лет без наблюдения явно давали о себе знать.
– Так, – в итоге сказал Рональд, выключая панель. – Предположим, что я не знаю ничего. Если бы у меня не было никакой информации о пациенте, что бы я делал?
Он спросил и его внезапно осенило.
– Антитоксический чип! – воскликнул он и бросился не в палату интенсивной терапии, а к себе в ординаторскую, потому что ему срочно нужно было сделать запрос, выяснить, есть ли в теле его пациента законные дополнительные иммунные чипы, не внесенные в карту, и что делать, если чип введен незаконно.
«Не знаю как, но, видимо, введен», – думал Рональд, стоя у компьютерной панели и лихорадочно набирая свой запрос. От нетерпения он не мог сесть. Его колотило, окатывало холодным потом и словно током било возбуждением от внезапной догадки. Если он прав, то все очень легко можно исправить, особенно если