Олег?
– Нормально.
– Вену зашить сможешь?
– Да, Вась, смогу.
В шлюз вошли последними: зачем коллегам лишняя порция вируса? Защитные комбинезоны – на утилизацию, очки-респираторы – на обработку, и срочно – в душ! Из шлюза два выхода в раздевалки, где уже – донага: мальчики налево, девочки направо. Двери на шпингалет с визгом никто не закрывает: от усталости всем давно уже все равно, да и взрослые же люди…
– Девочки, благодарность вам сегодня за работу! – Ерохин был всегда щедр на заслуженные похвалы. – Целоваться не будем: я тут немного во всемирно популярном вирусе.
Он вытер испачканное лицо влажной салфеткой, бросил ее к защитным комбинезонам и, затянув утилизационный мешок, показал ему средний палец.
– Не возьмешь ты меня, ублюдок, болел я уже!
Олег усмехнулся: у друга еще оставались силы шутить.
В мужской раздевалке Клементьев начал стягивать через голову хирургическую блузу и замешкался: в его шкафчике заиграл мелодией сотовый. Черт, неужели машинально его с собой притащил? Обычно в палате оставляли… Надо будет антисептиком обработать. Хорошо, хоть Ерохин не видит: вон он, арии под душем поет. А то влетело бы за телефон. Сотовый умолк, а потом снова запиликал. Номер незнакомый: кто это, на ночь глядя? Опять телемаркетинг? Семь пропущенных.
– Алло, слушаю Вас!
В трубке секунду помолчали.
– Я тебя, сволочь, из-под земли найду! – раскаленной ненавистью зашипел на него женский голос. – Ты девочку мою убил, ты же, сволочь? Молчишь? Значит – ты-ы-ы! Девочка моя, Дашенька… – женщина сначала заплакала, а потом закричала. – Ненавижу тебя! Чтоб тебе пусто было! Чтоб ты места себе не находил! Чтоб тебе ни одна баба не дала! Чтоб ты сдо…
– Наташа, перестань! – перебил ее рыдающий мужчина и перед отключением прошептал. – Простите нас…
– Это вы меня…
«…простите» говорить было уже некому. Олег в трансе положил телефон на полку и, закрыв шкафчик, уткнулся лбом в холодную металлическую дверь. Незнакомая Наташа в его голове продолжала биться в истерике. Ни сейчас, ни завтра, ни через год, а, может быть, и никогда она его не простит! Не сможет… Он бы на ее месте тоже не смог. Понимал бы, что неправ, но все равно – не простил бы!
От шлюзовой двери зашуршали шаги. Даша порывисто обняла Олега поперек тела, оставляя на его синей блузе мокрые следы от заплаканных глаз:
– Я слышала, Олег Анатольевич, но Вы не виноваты! Вы больше ничего не могли тогда сделать! Вы… все, что могли…
Зачем она здесь? Зачем все это? Ненужно все, неуместно…
– Даша, Даша, не надо! – оторвал он девушку от себя. – Ну хоть ты мне душу не рви своей рефлексией! Я умом все понимаю, но… я устал, я в чужой крови после операции, и… от меня несет как из конюшни… Иди, я не могу больше… я просто устал.
Горечь интонации показывала, что он действительно на грани. Она еще раз всхлипнула, хотела что-то сказать, но, заслышав из мужского душа шаги Ерохина, юркнула обратно