мужского нетерпения. Легкие пальчики коснулись широких плеч и поплыли вниз по течению:
– Я помогу…
Она начала опускаться на колени, и ошалевший Олег едва успел поймать ее за руки. Он потянул ее наверх и хотел рявкнуть: «С ума совсем сошла?» Но Даша, расценившая этот жест по-своему, с пылкой силой прильнула к его губам, не дав заговорить. Чтобы достать до его роста, ей пришлось подняться на цыпочки, и гладкий девичий живот туго прижался к горячей части тела, которая категорически отказывалась подчиняться воле владельца. Ее руки оплели мужскую шею.
В аорте бухнуло кузнечным молотом, и Олега снова затрясло. Под кожей стало тесно, будто кровь в пережатом сосуде стремилась на выход и не находила его. Он сам не понял, как подхватил Дашу на руки. Она легко взлетела, опершись на его плечи, и обняла стройными ногами талию мужчины. Каменный жар ворвался в нее, и еще раз… еще… так яростно… так…
Даша беззвучно застонала, и медно-рыжая голова откинулась на двигавшийся за ней кафель. Уткнувшись носом в ложбинку у ее левого плеча, Олег почти не дышал, интуитивно чувствуя, что и девушка не может дышать тоже: так сильно он вдавливал ее спину в гладкую белую поверхность. Продолжаться дальше это не могло, и его напряжение взорвалось внутри Даши, как лопнувшая аневризма на сонной артерии. Ярко, как смерть… Как жизнь.
Дрожь ушла из его тела вместе с остатками сил. Объятия расплелись, Даша коснулась ногами пола и, пока его глаза были закрыты, исчезла из душевой. Что это было? Вот – что? Покачнувшись, Олег прислонился плечом к стене и вдруг снова ощутил на своей коже льющуюся на него сверху воду.
В их палате было темно, но Олег услышал, как Ерохин ворочается в кровати.
– Вась, – негромко позвал его Клементьев, приземляясь на свою постель. – Мы можем достать с «большой земли» посткоитальные контрацептивы?
Ерохин многозначительно помолчал.
– «Постинор»? – осторожно уточнил он. – А на фига тебе?
– Ну, если медицина за двадцать пять лет ничего лучше не придумала… наверное, «Постинор», – Олег чувствовал себя студентом-медиком, вернувшимся в общагу после первого загула. – И не мне, конечно, ты ж понимаешь.
Ерохин понял его даже слишком хорошо:
– Лушина? – сдавленно хохотнул он. – Анатолич, Люська, что ли?
– Нет, Вась, не Люська… Даша, – сонно пробормотал Олег, проваливаясь в царство Морфея, откуда звал его растворяющийся в дымке женский силуэт.
«Прости меня, Даша», – попросил он непонятно, у какой из девушек: живой или мертвой.
Полуденное июньское солнце грозило оставить ожог на носу Олега, он поморщился и открыл глаза. «11.30», – молча ответили ему часы на дисплее телефона. Что за черт? Смена давно началась! Олег отправил телефон обратно на тумбочку и заметил лежащий на ней блистер с двумя таблетками и записку почерком Ерохина: «Лучше „Постинора“. Не благодари. Дал тебе