возврат за свой поступок получить?!» – думал шокированный Михаил Иванович.
Когда они подошли к телу, все невольно содрогнулись: живого места на знахаре не было. Бабы зажимали себе рты платками и утыкались лицами в плечо мужьям, чтобы не смотреть на него.
– М-да… Неплохо так Иваныч с телеги упал. Раз двести падал, пока не убился… – пробормотал один из мужиков.
Глава судорожно сглотнул, смачивая пересохшее горло, и хриплым голосом спросил Лютариху, продолжая смотреть на истерзанное тело знахаря и не в силах отвести от него глаз:
– Так про какой ты там обычай говорила?..
Ведьма радостно подскочила к главе и, придвинувшись к нему совсем близко, тихо затараторила:
– Обычай есть, как колдунов убитых хоронить следует. Тело пока с места трогать нельзя, нужно как оно лежит вокруг обкопать, лопатами контур наметить. Потом колдуна можно передвинуть и рыть могилу по намеченному. В глубину как обычную могилу роют. Затем положить колдуна в неё вниз лицом, подрезать жилы у пят и завалить сверху камнями. Я в это время слова буду в сторонке заветные произносить, чтобы не смог колдун раскопаться…
– Люди, вы совсем озверели, что ли?! – возмущённо воскликнула Марфа, – Человека, как собаку бродячую в придорожной канаве собираетесь камнями завалить! Люди, вы люди или нет?! Бабоньки, очнитесь! Михаил Иванович ведь наш сосед был! Деткам нашим хвори заговаривал, разодранные пятки и коленки лечил! И никогда денег за это не брал! А вы с ним как псом бешенным поступить хотите, мало того, что душегубов его искать никто не будет, так ещё гроба и креста для него пожалели! Не по-христиански это, нельзя так!
Михаил Иванович с теплотой посмотрел на неё. Эта приятная добрая женщина всегда ему нравилась. Когда муж её погиб, нет-нет, да проскакивала у него мыслишка пойти к ней посвататься. Предложить ей помощь свою, вдвоём-то детей всё легче поднимать, чем одной. Но потом он гнал от себя эту мысль: зачем ей в доме бывший каторжник, да и ещё больной? Ей бы лучше подошёл кто-нибудь моложе, здоровее, да к работе ладный.
Знахарь смотрел на неё и видел, как пылает негодованием и скорбью её светлое сердце, отчего вокруг неё появилось незримое для живых тёплое, волнующееся золотистыми всполохами сияние.
– Ага, и гроб, и крест, и на кладбище похороним, – змеёй зашипела на неё Лютариха, – А он потом по ночам начнёт приходить и детушек, которых лечил, сосать начнёт! Кровь, кровь живая ему теперь нужна! Колдуном он был, тёмными делами занимался! Не за просто так от приказчика сапоги и золота получил в награду!
Деревенские бабы принялись креститься, тихо охая. Знахарь заметил, с какой ненавистью глава смотрит на Марфу. Этот взгляд предвещал ей ничего хорошего. Михаил Иванович заволновался за судьбу доброй женщины: не оставит глава её в покое.
– Не по-христиански это! – снова упрямо произнесла Марфа.
– Спасибо тебе, Марфушка, за доброту твою. Но не стоит упорствовать, отступи, – зашептал ей знахарь на ухо, – Меня уже не спасти, а себя погубишь.