вариаций на тему «русских страданий»:
За рекою мне соловушка поет,
Ко мне милый что-то нехотя идет.
Лучше вовсе ты ко мне не приходи –
Мое сердце понапрасну не буди.
Спелой вишней раскраснеется закат,
Я же вижу – встрече нашей ты не рад!
Лучше вовсе ты ко мне не приходи –
Мое сердце понапрасну не студи.[3]
Дед слушал, подперев голову рукой и закрыв глаза. Леонид посмотрел на Раису: худенькая женщина, брошенная мужем из-за ее плохого характера, вдруг исчезла, а на ее месте сидела совсем другая и пела о неутоленной любви…
Отзвучала и затихла песня… Дед, очнувшись, повернулся к Леониду и сказал:
– Поверишь, Ярославич, за голос все готов ей простить. А песню эту пели в нашей деревне – я родом-то из-под Костромы. Мы с Раисой ездили туда в гости лет десять назад, родни там хватает, вот она и переняла эту песню. Мне эта песня памятна еще и потому, что в молодости пела ее моя супружница, царствия ей небесного. Рае-то голос от нее достался.
– Дедуля, ты опять начинаешь! Давайте лучше вместе что-нибудь споем, а то что-то вы совсем приуныли.
И в сумрак вечереющего сада понеслись песни, которые уже не одно десятилетие пелись за любым русским столом: «Ой, мороз, мороз!», «Рябинушка», «Катюша», «Степь да степь кругом», «Дорогой длинною», да разве их все перечислишь!
Шло время, а они все пели… Раиса, не переставая петь, включила над крыльцом лампу и несколько раз подливала им горячего чая. Дед вроде отошел от горестных воспоминаний и уже бодро подтягивал ей надтреснутым голосом.
Леонид расхрабрился и исполнил соло несколько украинских песен, которые любила его мама. Раиса тоненько подпевала ему там, где женский голос был отвечающим: «Я ж тэбэ, молодого, з ума з розума звэла!»
Неожиданно Варфоломей Игнатьич поднял голову. Мяукнув, он соскочил с крыльца и побежал по тропинке в темноту. Все удивились и перестали петь.
– Ну и хто там к нам идет? – спросил, вставая, дед.
– Это мы, Прохор Дмитриевич, – раздался голос Есении, и она вышла на свет.
За ней шел, неся на животе огромный арбуз, Кузьма Григорович.
– А у вас тут весело! – как всегда, загрохотал он. – Что ж ты, Лёня, пропал, на ужин не пришел? Я уж думал и вправду что случилось с Есенией, а она вот – цела-невредима, полчаса назад прикатила по земле вот этого красавца. – Кузьма Григорович похлопал арбуз по полосатому боку. – Тебя, между прочим, порадовать хотела…
– Ага, я как увидела его в куче на рынке у вокзала, так сразу и влюбилась! – явно про арбуз сказала Есения. – Заплатила, а когда поднимать стала, поняла: не под силу, пришлось бежать на вокзал – носильщика нанимать. Я его когда подвела к арбузу… нет, это надо было видеть… он посмотрел на меня как на ненормальную, да и в вагоне тоже уставились, когда мы его выгружали. Хорошо, мне со станции до санатория один парень его дотащил, а там мне уже самой пришлось его по земле катить.
Кузьма