улетучились. Они лихо превратились в тёмные далёкие странные точки.
Глава вторая
Небо лучезарное синее красивое выглядело по-летнему мирно и романтично. Плавно двигались белые облака. Веял лёгкий приземлённый ветерок. Он был чудесен. Высоко кружил красивый и мощный орёл. Его гладкое оперение чуть всколыхнулось на высоте двух тысяч метров. Он округлил свои хищные золотистые глаза. И смотрел зорко. Он подал боевой клич. Где- то там на высоте за небольшой деревней мелькали фигуры. Бойцы оживлённо готовили укрепления. И все дружно копали окопы и возводили небольшие низкие в три наката землянки. Новобранцы, охватив большое дикое поле, растянулись на сотни метров в ширину. И работали без отдыха. Рядовой Артур Банишвили уже скрылся из виду. Он методично выбрасывал землю из окопа сапёрной лопаткой. Он невысокого роста. Тело стройное, загорелое, жилистое. Он по пояс разделся. Гимнастёрка отсырела от пота. Боец заводной. Голова бритая. На боку пилотка со звёздочкой. И та сияет заметно. Лицо загорелое суховатое напряглось. И выделились морщины. Тёмные глаза прищурил. Он слегка смахнул пот со лба. И вновь взялся за работу.
Дали крутые, чудные, бескрайние завораживали. Повеял лёгкий ветерок. На крутом валуне остановился политкомиссар Филимон Николаевич Щепов. Он глубоко вздохнул. Ноги держал широко. Гимнастёрка чуть пропиталась потом на спине. Торс рельефный округлился. Мощные бицепсы на руках дали о себе знать. Филимон стоял как лютый матёрый волк на своей границе. Мысли томили. «Вот здесь значит, примем бой… Место, что надо. С края перелесок… Близко ничего… Там наши лёгкие орудия… Дорогу соседний взвод перекрыл… Была не была. Где наше не пропадало…Видать, мощный зверь идёт сюда… Минск взяли сволочи… И много наших в плен попало… Но здесь они легко не пройдут. Мы им бой дадим… И жарко будет им… И танки их плавиться будут… Вот же сволочи… Лето жаркое… Сейчас бы купаться и загорать. С девчонками бы ходить в кино и в рестораны… Так нет же. Война теперь… Но прогулки им здесь не будет… Как сказал один мне знакомый комиссар… Хочешь жить, дерись насмерть… Как-то так… Стоять будем здесь стойко и жёстко…», – подумал он. Филимон чуть помотал головой. И взялся за свою табельную фляжку, где имелась прохладная чистая вода. Он выпил пару глотков. И плотно закрыл фляжку. Глаза прищурил, глядя на бойца Гурченко. Панфил лениво работал своими неразвитыми руками. И дышал тяжело. Сам стройный и слегка сутулый. Лицо грубое. Глаза раскосые, цвета керосина. Нос как лампочка Ильича. Ноздри широкие. Губы пухлые и вытянутые. Он, оставив лопатку, взялся за папиросу. Комиссар слегка ухмыльнулся, прямо глядя на бойца. И тут же принял взгляд дикого вепря.
– Боец Гурченко. Отставить курево. Команды отбой не было. Руки в ноги. И давай, наяривай. Немец тебя жалеть не будет…Бери лопатку…, – строго сказал комиссар.
– Есть… Так точно. Товарищ комиссар…, – ответил боец.
Рядовой Панфил Гурченко тут же поднялся на ноги. И крепко взялся за лопатку двумя руками. Он резко ударил по травянистой