– словом, хорошо отдохнули. Особо искушенные злопыхатели даже углядели в нашествии скотины на званый ужин метафору воцарения нового класса – но вряд ли Александров был способен на такую тонкую сатиру. Ему б чего попроще – бык в канотье, пьяный поросенок или стрельба из арфы дудками.
Всем было легко на сердце, а кто мешал незамутненной радости – тех быстро сковырнули в ближайшие пять лет. Убили наркомпроса Бубнова, кричавшего, что фильм антисоветский. Убили председателя партконтроля Антипова, уверявшего, что фильм американский. Убили начальника Агитпропа Стецкого, считавшего, что это кич. Перебили весь РАПП, заявлявший, что за такие фильмы руки вырывать надо. Убили оператора фильма Нильсена, писавшего, что он безвкусица. Посадили сценариста фильма Эрдмана, ворчавшего, что он пошлятина. Посадили писателя Ясенского, дотошно перечислившего в «Литгазете», из каких американских фильмов Александров что надергал. Министр кино Шумяцкий ничего не имел против фильма, защищал его и продвигал, но его убили тоже. Потом накатила война, которая прошлась по благодарному зрителю катком, утюгом и чумной эпидемией. В одночасье сделав «Веселых ребят» дорогой сердцу картинкой беззаботного прошлого, когда рыба заплывала в трусы, баран бегал в тигровой шкуре, а все были молодыми веселыми дураками и смеялись этой чепухе, как дети.
Именно вселенская катастрофа превратила незамысловатую смешилку в шедевр былого наива – в каком качестве она и пребывает последние 80 лет.
И нечего теперь городить ученые глупости про соцзаказ, верховный умысел и психотерапевтические функции здорового утробного смеха.
1940. НКВД
«Шпион» Алексея Андрианова по роману Б. Акунина
Акунин создал антироман, как чекисты обосрались, и иначе обойтись с самым кондовым жанром русской словесности не мог: не такое у него, как говорила Манька Облигация, воспитание. По-русски о контршпионаже до самого «Момента истины» не писано ни единой приличной строки: доброе слово политическому сыску означало прямой комплимент Сатане, и шли на это лишь сущие неандертальцы типа Шейнина с Ардаматским. Знатный версификатор Акунин искусно имитирует их дубовый стиль, теша поклонников издательства Ad Marginem. Шефы закордонных бюро обращаются друг к другу специальным гадским словом «дружище». В разговоре то и дело сыплют русскими поговорками. Фюрер меряет шагами кабинет из мореного дуба. Оперработник строго влюбляется в строгую девушку с васильковыми глазами, а ее старорежимный папаша поит кавалера чаем с пряниками. Все ездят думать на рыбалку.
Тут все встает вверх дном. Девушка с глазами говорит работнику, что раз он чекист, спать она с ним больше не будет, ибо злу не след потакать и в малом. Папенька согласен. Оперработа сводится к пыткам по всему спектру от мордобоя до фармацевтики. И главное, главное: вместо того, чтоб поставить перед собой черную цель и налететь на монолит народного единства во главе с боевым