и для него.
Он плыл вдоль костельных витражей с причудливыми узорами и цветами. Ему нравилось, как они мерцали желтым и красным сиянием и как свет играл на мёртвых граненых колоннах.
И здесь все также мертво. Но смерть здесь царила легкая, безмятежная, похожая на вечный покой древних богов. И в этих светлых тенях на цоколях и пилонах ему виделись картины светлых ушедших дней. Он плыл к торцу главного зала, к панно из смальты, с раскинувшейся золотой звездой. Миру-мир. Советская женщина с младенцем, как Мадонна – начало начал.
Что-то вдруг дернуло его, увлекая под межпилонный свод в черноту. Сквозные витражи здесь не пропускали света. Плач раздавался из навесного динамика у стены и становился нестерпимым, как острая боль, переходя в нарастающий протяжный нечеловеческий вопль. Дети не могут так кричать. Их легкие неспособны на такую мощь. Это что-то искусственное, чья-то очередная мертвая копия, уродливо деформированная аудиоредактором.
Не в силах сдержать себя, он тоже закричал, но вода заглушила крик. Он дернулся и…
– Вы знаете, с чего начиналось метро?
Незнакомый голос вещал тихо и рассудительно, прямо как у лектора. Или специалиста по холодным продажам.
– Со станции Сокольники?
– Да нет же, с чего началось все вообще. Ведь метро – это просто огромное подземелье. А что такое подземелье, по сути? – задал вопрос голос и сам же ответил. – Это Яма. А любая яма начинается с чего? С ла-па-ты.
– А экскаватор?
– В тридцатых годах? Не смешите. Нет, семь обычных рабочих в полушубках и валенках пришли во двор обычного жилого дома и лопатами начали копать яму. И что, по-вашему, должны были сделать жильцы? Недоумевающие жильцы просто вызвали милицию.
– Да, когда-то и не было всего этого под землей…
– Нет-нет, это – уже было. Это ведь появилось намного раньше…
Пустовалов чувствовал, что кто-то сидел справа и слева от него. И сидевший слева касался его плеча как будто чуть сильнее.
Судя по запаху шампуня, это была одна из девушек. В кромешной тьме ему было приятно ощущать теплоту и тяжесть девичьего тела, и этот запах шампуня, и еще какой-то смутный, напоминавший вишневую колу.
Пустовалов открыл глаза и снова закрыл. Разницы абсолютно никакой. Кромешная тьма, в которой он провел уже часов, наверное, шесть.
В его фонаре давно разрядились аккумуляторы. Маленький «Лед Лензер» тоже сдох. Виктор и Роман забыли свои фонари в каменном зале. Телефоны у всех давно разрядились. Даже супернавороченный смартфон Даши. Только «Сказка» работала, но толку от нее никакого. Вроде бы у Ромика оставалась еще зажигалка, но ее решили не использовать лишний раз, пока не найдут выхода. А выход все не находился. Пока еще работал фонарь, они видели бесконечные, уходящие во все стороны коридоры, проходы со сводами, кирпичные простенки, залы и полузалы, комнатки, в которых обнаруживались проходы, а за ними другие проходы, и другие, и так до бесконечности. Это был самый настоящий