утомительные обеды с Карлом и клиентами продолжались, по два-три раза в неделю. Еще Карлу нравилось приглашать сотрудников «на выездные совещания» для проведения «мозговых штурмов» – в выходные он собирал отдел на барбекю у себя дома, во дворе. Бекки подсчитала, что это затягивает реализацию любого проекта в три-четыре раза. Однако неизменно присутствовала на таких мероприятиях, веселилась вместе со всеми и на следующий день приходила в кабинет Карла и непременно рассыпалась Карлу в благодарностях. Карлу уже пятьдесят девять, у него стенокардия и второй дом на Женевском озере. Можно и подождать.
Потому что работа превратилась в то, что Бекки стала называть своим «Предприятием»: находить ошибки, несостоявшиеся возмещения или неиспользованный бюджет на обучение персонала и переводить деньги на счета, которые контролировала лишь она сама. В прошлом году она потратила двадцать четыре тысячи двести девяносто долларов на покупку картин и скульптур и довольно часто перепродавала их за более высокую цену. С тем, что оставалось после выплат на счета мэрии, она могла делать что угодно. И трудно сказать, что ей нравилось больше: полотна на стене ее спальни или тот факт, что они куплены благодаря ошибкам, которые никто, кроме нее, не замечал.
Однако этого было недостаточно. Деньги, искусство… Бекки стремилась к большему. Предприятие должно развиваться.
Может, ей удастся почерпнуть какую-нибудь идею на вечерних лекциях по истории искусств? Раз в неделю она ездила в Чикаго на курсы. Начала заниматься с большими надеждами. Сперва заходила в закусочную, с аппетитом ела жареный сыр, запивала пережженным кофе. Первое время ей нравились волнующие ощущения – они сидели в затемненной аудитории и преподаватель по совместительству, а вовсе не настоящий профессор (она не питала иллюзий на этот счет) показывал им знаменитые картины, слайд за слайдом, на древнем проекторе. Уделял много времени тому, что ее не очень-то интересовало: цвет, линии, форма, фактура. Только однажды сказал что-то про «ценность», и Бекки вздрогнула, но, похоже, не поняла, о чем речь. На экране появилась коричнево-зеленая работа Георга Гросса. Не то чтобы она хотела купить что-то похожее…
Она подняла руку.
– Да? – удивился лектор.
– Сколько… какова цена?
Последовала продолжительная пауза, ее слова повисли в воздухе, и Бекки поняла, что совершила ошибку.
Преподаватель попросил ее пояснить. Другие слушатели – в основном пенсионеры – опустили глаза.
– Кажется, вы сказали… что это ценная картина, – пробормотала Бекки.
– О, ценность. – Он почувствовал облегчение. – Я говорил о художественной ценности, об игре оттенков. Если рассматривать более поздние работы Гросса, ясно видно, как…
Бекки стушевалась. Слава богу, в аудитории полутьма. Здесь нельзя говорить о деньгах. Их не существует – если не верите в это, то притворитесь.
– Сколько ты заплатила? – спросила она Ингрид. – За билет.
Вайнонна кружила по сцене во время продолжительного проигрыша, останавливаясь