загнал я судьбу свою
Но в каком бы не пел краю
Все мне кажется,
Я опять на тебе стою
Пел Макаревич.
Как всегда, нирвана подобралась из-за угла.
У каждого Алма-Атинца есть свой главный перекресток в жизни. Да, самый главный, через который ты еще ездил в коляске, на который ты пришел с армии, куда ты выходила в свадебном платье, где стояли твои родители ловили наши зеленоглазые такси. И ты ушел с него, или навсегда, или возвращаясь на него каждый день.
Он главный, главнее перекрёстка больше нет.
Так устроен город, город перекрестков.
И как бы ты ни смотрел на статую Свободы, на Тель-Авив, на Бранденбругские ворота, или на Москвоский Кремль, ты все равно стоишь на том, своем, главном. И как бы ты ни пыжился, ты на нем. Потому что это не просто пересечение двух улиц, это то, что у тебя внутри, в тебе, он заходил в тебя годами, и больше никогда не отпустит.
– Ба, дай сорок копеек.
– Ну-ка, посмотри внимательно, у меня на голове рога изящные есть ?
– Нет.
– Я тебе чё – золотая антилопа? Копыт тоже нет. -Обычно отвечала она.
А к чему это я? А на моем перекрёстке всегда были сигареты "Медео".
Хотя у меня были деньги, но выклянчать у Ба пару копеек – это было каким-то спортом. На эти деньги я покупал ей конфеты «Школьные», которые она особенно уважала.
– Давай, посади меня на трамвай – дам полтинник.
Мы с Ба ждали трамвай, мне уже был восемнадцатый год. Мы стояли долго, потому что один трамвай сломался, и очередь из трамваев уходила за горизонт.
Я смотрел на свой главный перекресток.
Ба поймала меня на мысли.
– Сто дорог – одна твоя, но эта одна все равно будет приводить тебя сюда.
– Чёй-то ?
– Где ты это дурацкое слово взял, "чёй-то"? Не чёй-то! А сюда!
Я тогда не понял и махнул рукой.
– Да ладно тебе, Ба, куда сюда возвращаться? Микры, да и микры.
– Ну,ну! Вот мы сейчас с тобой под руку почти километр прошли. И ты даже не смотрел на дорогу, ты обошёл все ямки, все кочки, когда сорвал боярку, ты даже на дерево не посмотрел, как будто знал, где она растет и рвал ее тут каждый день. Ты повёл меня там, где арык закопан глубже, и мне легче через него переступить. Когда нам надо было в тень, ты не искал ее глазами, ты просто завел меня под дерево. И ты думаешь, твоя дорога тебя сюда не приведёт?
– Ба, я ничего не думаю, я тут 18 лет туда-сюда хожу.
– То-то!
– А давай, Ба, я с тобой поеду, как в старые добрые. А ты мне майсу расскажешь.
И трамвайчик загромыхал.
– На Ленина-Советской, перед входом в парк, стояла мороженщица, мороженым торговала, я ее знала, она из нашего треста была. У нее такой ящик был на колёсах, в него лед насыпали и мороженное, каждый раз ее ставили на разных перекрёстках, но она всегда сбегала именно на этот.
–Почему?
–У нее мужа на фронт забрали с этого перекрёстка, а он не вернулся. Она говорила, что мороженное продаю и мужа вспоминаю .
И ухаживала она за тем перекрёстком, где травку подкупает, деревья польет.
– Ба,