несколько значений, от чего может меняться и суть картины. В данном случае нам важно мышление человека, которое развивалось между двумя мирами: миром науки и миром религии, второй нёс с собой трагические очертания Страшного суда, инквизиции и других видов террора на фоне борьбы церкви против инакомыслящих. Великие личности эпохи часто прибегали к скрытости истины своих работ, которые рождались в период гонений, называемый периодом «между свободомыслием и страхом не нагрешить»[128].
Бесспорно, что состояние разума человека зависит напрямую от окружающего мира. Жизненность человеческого разума зависит от многих факторов, влияющих положительно на его жизнеспособность. В свете постоянного ожидания конца света, террора инквизиции, массового страха человеческий разум не мог познать истину свободы, тем самым оказался в заточении архаичных религиозных видений[129].
Несмотря ни на что, часть общества стремилась к истине науки. Средневековые открытия занимают особую страницу в мировой истории. Сложность научных открытий заключалась не в качественных или количественных знаниях первооткрывателей, важным является само нахождение первооткрывателей между страхом и желанием познавать. Если в первом случае страх – это общая характеристика христианства в Средние века (страх перед Судным днём, страх согрешить, страх непослушания, страх перед Богом и Сатаной одновременно, страх быть отстранённым от церкви, страх перед пламенем инквизиции и т. д.), то познание развивалось между старыми и новыми знаниями.
Исследуя вопрос мышления людей указанной эпохи, стоит описать принцип сосуществования знания и незнания. Известная фраза «Я знаю, что ничего не знаю» имеет свой философский подтекст. На протяжении длительной истории её приписывали Сократу, по свидетельству Платона, а также Демокриту, ссылаясь на исследования филолога-классика и историка Античности Германа Дильса. Экспрессия высказывания менялась от «Чем больше я знаю, тем больше я понимаю, что ничего не знаю» до «Я уверенно знаю только то, что ничего не знаю, но другие не знают и этого». Суть остаётся той же: в стремлении и преклонении богу γνώσις[130]. Так появился принцип «знание как идол», и началось формирование «общества информации», «храмов знаний», «революционеров знания», постепенное продвижение европейского общества к идее Бэкона: «Знание – сила»[131]. Но были и противники стремления к знаниям, следовавшие постулату «Нельзя служить Богу и мамоне», считая данные понятия несовместимыми.
Чем больше мы исследуем разум, тем больше появляется вопросов о его когнитивных возможностях. А с увеличением познаний о мозге, увеличивается наше соприкосновение с незнанием, фактически повторяется сюжет из фрески «Сотворение Адама», когда рука великого разума практически соприкасается с рукой человека, желающего приблизиться к нему, познать его. Тем не менее руки не дотрагиваются, указывая на определённую грань между человеком и его разумом. Можно ли её преодолеть?