все так плохо?!
– Да! И с родителями такая же беда. Христофор просто исчадие ада!
– Он станет лучше.
– Не верю, Полина! Это еще никому не удалось.
– Я попробую.
– И отца его попробуй исправь. Христофор берет с него пример…
В трубке слышался стук колес, проникавший в наш разговор, но едва в него вклинился вопросительный возглас Марфы Кондратьевны, как Зулай испуганно замолчала и отключилась.
Оторвав Ульяну и Любомира от телевизора, я показала им букварь, и за пару дней мы выучили названия некоторых зверей и птиц. Дети совершенно не были подготовлены к поступлению в первый класс.
После обеда, во время которого, за неимением других продуктов, подавалась гречка, посыпанная сахаром, я украдкой делала записи в тетрадь.
«Привет, Дневник!
Я попала в удивительное место, где обитают то ли блаженные, то ли другие ментально люди. Они не признают порядок, живут в хаосе и, похоже, счастливы. Мне хочется верить, что хозяйка дома – Марфа Кондратьевна – не обманет нас с мамой и поможет переехать в Москву. В селе Бутылино, где мама ютится в коммуналке без удобств, не прекращаются угрозы. Маме не прощают рассказов о чеченской войне и погибших мирных жителях.
Лев Арнольдович рассказал, что пенсии и пособия на детей в столице в несколько раз больше, чем на периферии, главное – московская прописка. Поэтому у него и у Марфы Кондратьевны есть время заниматься правозащитной деятельностью и официально нигде не работать. Его супруге принадлежат три квартиры в столице, две из которых она сдает, а в одной они живут и принимают гостей с Кавказа.
Мама в администрации Бутылина предупредила, что уедет в Москву. Ей заранее отключили электричество, воду и газ. Холода в этом году обещают в ее краях суровые, а все коммуникации перекрывают минимум на три месяца. Маме пришлось подписать добровольное согласие.
Также мама продала шифоньер и кровать, чтобы накопить деньги на билет до Москвы. Она спит на полу, мерзнет и ждет сигнала отправляться в путь. Полина».
Вечером Лев Арнольдович, удобно устроившись на раскладушке, читал «Новую газету» и пил коньяк через яркую соломинку синего цвета. Аксинью он запер в кладовке: она рычала, и были опасения, что изобьет детей.
Ульяна и Любомир вместе с сыновьями Ларисы сидели вокруг меня в гостиной; я штопала дырявые носки, найденные в корзине для грязного белья, и рассказывала детям сказки Шарля Перро. Повезло, что я захватила с собой в поездку иглу и нитки, – в доме Марфы Кондратьевны подобного инвентаря не держали.
Дети спрашивали меня про Кота в сапогах, как сложилась его дальнейшая судьба, нашел ли он пушистую даму сердца, родились ли у них умненькие котятки, и мне приходилось фантазировать, дополняя старую сказку новыми персонажами.
В какой-то момент к нам присоединился Христофор, слонявшийся без дела по квартире. Христофор создавал имидж бродяги: он был босой, в поношенных трусах и истасканной водолазке со свисающими,