ступенек наверх и укрылась своей искусственной дубленкой.
– Спокойной ночи! – сказала Зулай.
Усатое племя нас разбудило. С раннего утра кошка и коты потешно перелетали со шкафов на пианино, оттуда – на книжные полки, прибитые к стенам, переворачивали валявшийся повсюду хлам, карабкались по нему и с размаху прыгали на грандиозный иконостас, расположенный в правом углу гостиной.
Марфа Кондратьевна устроила иконостасы в каждой комнате, в кухне и даже в прихожей. Лики святых взирали на нас отовсюду. Наверняка праведников смущало подобное безобразие, но они ничего не могли поделать.
По мусульманской традиции изображение людей – великий грех, поэтому мы с Зулай неодобрительно косились на иконы, но понимали, что в чужом доме – чужие порядки.
Любомир, едва проснувшись, помчался в кабинет. Я спустилась со шкафа и поплелась за ним. Ребенок, не почистив зубы, не одевшись и не позавтракав, мгновенно унесся в виртуальную реальность.
– Без разрешения на улицу выходить нельзя, Полина. Круглосуточно будешь за детьми смотреть. Ясно? – не глядя на меня, бросила Марфа Кондратьевна и зевнула.
Хозяйка дома всю ночь провела в кабинете, в котором было от силы восемь метров, а свободных от папок, книг, мешков – метра полтора, чтобы пройти к заветному месту, где стоял компьютер с выходом в интернет.
– За детьми я пригляжу. Не беспокойтесь, госпожа Тюкина, – ответила я.
– С Любомиром у меня проблем нет, – лениво кивнула в сторону младшего сына Марфа Кондратьевна. – Если оставить его у монитора, никуда не убежит. Хоть целый день простоит! В войну любит играть! Только памперс на него нацепи.
– Целый день могу играть! – обрадовался Любомир.
– Никаких памперсов! Ему скоро пять лет! – решительно возразила я.
– Хм, – задумчиво сказала Марфа Кондратьевна и снова зевнула, что-то неспешно ища среди хлама и бумаг. – Попробуй, Полина, без памперсов. Но если он нассыт в моем доме, я с тебя спрошу.
– Ребенку нельзя играть сутками напролет! И вообще – вначале нужно позавтракать, – стояла я на своем.
– Это необязательно. Я после митинга перекушу в «Мемориале», там закуска и выпивка и горячее подают. Настоящий правозащитный дом удовольствий. – Марфа Кондратьевна отчего-то решила, что я забочусь о ней.
Ее кабинет, выходящий окнами во двор, доверху был завален книгами, игрушками, заставлен кадками с засохшими растениями, бутылками, пузырьками с лекарствами и ароматными маслами, а на экране стационарного компьютера с оглушительным грохотом шли виртуальные бои: танки стреляли по городам и селам.
Перед тем как уйти на протестный митинг, хозяйка дома настойчиво потребовала моего согласия три недели круглосуточно нянчить ее детей.
– Я скоро рвану в тюрьму к чеченцам. Подарки им повезу. А тебе за работу хорошо заплачу, когда вернусь. И маму твою сразу в столицу перевезу. Комнату для вас сниму. Обещаю. Дневники тебе помогу издать. Помнишь, ты писала про свои дневники в письме к Солженицыным? Это они меня попросили тебе помочь! Но сначала