уже, ладно? Я презираю только одного человека – моего отца. Ну, может еще и дядьев с кузенами. И все. А ты – вообще лучший человек, которого я видел за последние восемь месяцев.
– А дедушку ты тоже презираешь? – спросил он, с дрогнувшей нервной усмешкой в голосе, все так же не поворачиваясь.
– Нет, деда я ненавижу. Но уважаю. Старик – это сила. Он знает, чего хочет и всегда идет прямо к цели, ни с кем не считаясь, ни на кого не оглядываясь. Всегда играет только по своим правилам. А остальные перед ним на цыпочках ходят, слово вставить боятся. Это по-настоящему противно. Мой отец держит в руках всю внешнюю торговлю, один дядя маршальским жезлом размахивает, второй – казной ворочает, третий… А впрочем, чего говорить, ты и так знаешь… Знатные господа все, казалось бы… А на самом деле – марионетки в руках дедушки. Горло друг другу готовы перегрызть за его подачку. Хоть и рассуждают целыми днями про величие нашей семьи. Как мне все это надоело!
– И ты поэтому сбежал? – Ирго, наконец, повернул ко мне свое покрасневшее лицо.
– Не знаю… Нет, наверное. Я о таких вещах еще не думал… Я же совсем маленьким был.
– Тогда почему?
Эх, хороший вопрос…
И в самом деле, почему я сбежал? И как жил до того, как сбежал? Как все объяснить, если я и сам до сих пор не понимаю?
Натаналь всегда должен быть первым – это я усвоил раньше, чем начал ходить и говорить. Первым в музыке и танцах, первым в фехтовании и верховой езде, первым в беседах и науках… Вместо детских игр и веселья – постоянные занятия. Вместо сказок – чтение книг по праву и изучение основ законодательства (то, что я должен буду занять должность Королевского Прокурора, решили еще до моего рождения). Впрочем, игры тоже были, и учитель для них специальный имелся. В семье Натаналей поощрялись игры-соревнования, два раза в год проводились семейные турниры, где я, мои братья и кузены пытались продемонстрировать свое превосходство во всем. Учиться побеждать – вот главное.
Так я и жил до восьми лет. Может, и счастлив был бы. Если бы не ночные кошмары. Если бы не постоянный холод, от которого нет спасения… Впрочем, возможность получить немного тепла имелась – нужно побеждать. Быть первым. Быть лучшим. И тогда отец мог похлопать меня по плечу и сказать: «Молодец». И старший брат Норг мог растрепать мои волосы и улыбнуться. Но это были такие крохи! А я жил ради этих крох.
О том, что может быть по-другому, к семи-восьми годам я начинал догадываться. Из случайно услышанных разговоров прислуги, из «никчемных» рыцарских романов, из которых мне удавалось прочитать тайком страницу-другую, из баллад, которые менестрели исполняли во время праздников…
А потом была поездка в Порт-Геридон. Дед взял меня и моих братьев – Ниора и Норга – на празднование сорокалетия окончания Орынской войны. В первый раз я покинул поместье. И первый раз увидел море. Нет, два моря – море воды и море людей. На первом плясали солнечные блики, и ветер наполнял тугие паруса фрегатов и баркентин. Второе шумело и гоготало, пестрело тысячами красочных нарядов. С небывалым удивлением я смотрел,