видеть джентльменов, которых выводили из себя сущие пустяки: открытая дверь, пролившийся в блюдце чай или криво наброшенная шаль. Да! – Она понизила голос. – Даже знаю один дом, куда лорда Холлингфорда больше никогда не пригласят лишь потому, что в холле он не вытирает ноги об оба коврика! Скажи мне, какие из подобных мелочей раздражают твоего отца, и я постараюсь избежать ошибок. Стань моей подружкой и помощницей, чтобы я смогла доставить ему как можно больше удовольствия. Буду счастлива исполнить малейшие его прихоти, даже в отношении своей одежды. Какие цвета он предпочитает? Хочу заслужить одобрение даже в этом.
Поток елея заставил Молли подумать, что, возможно, отец действительно сделал правильный выбор, и если она способна помочь сделать его опять счастливым, то так тому и быть, поэтому она всерьез задумалась о предпочтениях отца и о том, что, напротив, могло его раздражать.
– Думаю, ко многому папа равнодушен, но по-настоящему ему не нравится, если к его возвращению обед не готов и не подается в назначенное время, поскольку на еду его остается совсем мало: полчаса в лучшем случае, – а потом опять надо посещать больных.
– Спасибо, дорогая. Значит, пунктуальность! Да, в домашнем хозяйстве это чрезвычайно важно. Не устаю говорить об этом своим юным леди в Эшкомбе. Неудивительно, что бедный милый мистер Гибсон так расстраивается, если после тяжелой работы обед не подается вовремя!
– Папе безразлично, что есть: лишь бы что-то вовремя было готово. Если повариха пришлет только хлеб и сыр, ему хватит и этого.
– Хлеб и сыр! Неужели мистер Гибсон ест сыр?
– Да, очень любит, – просто подтвердила Молли. – Иногда, когда слишком устает, чтобы ждать, пока что-нибудь приготовят, ест просто сандвичи с сыром.
– Ах, дорогая, это никуда не годится! Даже представить не могу, что твой отец ест сыр. Такая грубая, дурно пахнущая пища! Надо поискать хорошую повариху, способную приготовить омлет или что-то элегантное. Сыр годится только для переработки!
– И тем не менее папа очень его любит, – упрямо повторила Молли.
– Ах, нет-нет! Мы сумеем отвадить его от этой привычки. Терпеть не могу запах сыра! Уверена, что мистер Гибсон не захочет меня огорчать.
Молли молчала. Выяснилось, что излишние подробности о предпочтениях отца вредны. Пусть лучше миссис Киркпатрик все выяснит сама. Повисла неловкая пауза: каждая из собеседниц пыталась придумать какую-нибудь другую, более приятную тему, – и Молли заговорила первой:
– Прошу вас, расскажите что-нибудь о своей дочери, Синтии!
– Да, ее так зовут. Красивое имя, правда? Синтия Киркпатрик. Правда, не такое изящное, как мое прежнее – Лилия Клэр. Все говорили, что оно очень мне идет. Как-нибудь, напомни, покажу тебе акростих, сочиненный на него одним джентльменом – лейтенантом пятьдесят третьего полка. Ах, чувствую, что нам будет, о чем поговорить!
– Но что же Синтия?
– Ах да, моя дорогая Синтия! Что именно ты хочешь о ней узнать?
– Папа сказал, что она будет жить с нами.
– Ах,