светом матерчатого абажура перечитываю любимого Гоголя, поэму «Мертвые души». Нам в школе пытались вдолбить в голову, что эта книга – карикатура на крепостническую Россию, и даже помещиков по типам распределяли. Будто такие люди в реальности существовали, любили, страдали и обустраивали свою жизнь, как могли. А вот Владимир Набоков в своих лекциях о литературе совершенно справедливо утверждал, что любое литературное произведение – фантазия автора, и к реальной жизни отношения не имеет. А поэма Гоголя – вовсе фантасмагория, как и мой рассказ, впрочем. Разве настоящие, разумные люди могут так жить и поступать?
Ночью, когда я уже спал, позвонил Саша Лаэртский и спрашивал, можно ли выйти из запоя, если на ночь водку с димедролом выпить? Я посоветовал с пивом. Херово с утра будет, но хотя бы проснешься. Потом мы часа два грандиозный творческий проект придумывали. Но, увы, я его так и не записал.
А все, что не записано – не существует и не существовало никогда.
Чума
У меня был друг, его звали Фома,
Он забыл все слова, кроме слова чума
Разгар зимы. На улице холодно и ветрено. Весь день мы в отделении, и общение становится более тесным. По палате ходит от окна к дверному проему и обратно Петюня в сопровождении своего друга Колюни и вещает:
– К примеру, Троцкий, это такая революционная проститутка была. Он уехал в Мексику, и давай оттуда Сталина херососить – мол, урод он, жену свою Аллилуеву убил, Ленина отравил. Херососил, херососил, ну, Сталину это надоело, и он посылает кэгэбэшников под видом советских туристов, чтобы они его убили. Но Троцкий живет в охраняемом замке, как к нему попасть? Они, не будь дураками, притворяются экскурсией, – Петюня с удовольствием выговаривает это красивое иностранное слово. – И проникают в замок. Им показывают комнату за комнатой и, наконец, они добираются до залы, где сидит сам Троцкий, все выхватывают топоры и начинают его рубить – «Вот тебе за Сталина, херосос! Получай, гнида!» Троцкий, ты прикинь, выжил, сразу не сдох, а умер через неделю в страшных мучениях.
– Крепкие люди тогда были, – заключает Петюня.
Колюня с равнодушным лицом ходит рядом с ним, затем неожиданно подает реплику:
– Он такой пидор, я за него убрался, он мне три сигареты обещал, а дал две. Пидор конченный, пробы негде ставить.
– Кто, Троцкий? – удивился Петюня.
– Какой Троцкий? Художник наш, Стас. Я ему и то, и это, а он, пидор, даже покурить не оставляет, говорит: «Отойди, воняет от тебя», – гнет свою линию Колюня.
И Петюня, и Колюня – «чума» или «колпаки», так называют тех больных, которые несут всяческий бред. Их много, и они очень заметны.
«Чума» одновременно и источник раздражения, и источник радости для аборигенов и персонала. Вот один,