кожаных ботинках на толстой черной полиуретановой подошве. Но это тем не менее не сделало его ходоком. Стрелком по быстро движущимся мишеням. В сфере интимного Александр и с телом двадцатидвухлетним, как был, так и остался приверженцем романов. Все тех же предисловий и маневров, что грубую, сугубо водопроводного характера механику эрекции – гидроудары, давление столбов жидкостей, их перетоки в разнокалиберных коленцах – одухотворяют стихами, музыкой и деликатным шуршаньем ветерка за толстой шторой в дачной комнате. Просто из вынужденного, ограниченного и даже одноразового любовное томленье обещало стать в жизни Александра свободным, безграничным и, главное, сулящим бесконечное свое воспроизводство и повторение.
И вот решенье принято. Весной девяносто четвертого, после шести лет брака, он снимает себе двушку на Лесной. Возросший уровень доходов и благосостояния располагал. Хрущевку с проходной гостиной и маленьким уютным кабинетиком. Для одинокой ночи – диванчик прямо у рабочего стола, для ночи с декламацией и танцами – софа, раскидывающаяся, в проходной. Однако и расставшись с Мариной, А. Л. Непокоев, еще учитель (последний год), но сразу и одновременно ведущий передач на радио, звезда двух популярных станций, а также начинающий МС культурно-просветительских мероприятий, не считал себя плохим отцом для Саши. Александры Александровны.
Да и не был, наверное, плохим, с какой житейскою шкалой к его поступкам и делам ни подходи. Деньги особенно не зажимал. Когда был нужен массажист, учитель танцев или мастер по ремонту велосипедов, листал объемистую записную книжку, искал контакты, находил и даже сам иной раз набирал необходимый номер. Но главное, конечно, обязаловка. Один день в неделю, субботу или воскресенье, Александр Непокоев непременно проводил в «Макдоналдсе». Ну или на катке, или в кино, или же в зоопарке. А то и просто с дочкой кормил утят и уток свежей булкой на Чистых прудах. И сам откусывал, и Саше разрешал, и, конечно, в воду мякиши летели…
– А ну, кто дальше? Йуу-уух… Молодца! Твой серенький быстрее всех… Ну и мой, конечно, будет селезень-орел! Сегодня он просто не в форме. Не выспался. Но ничего, посмотрим, кто кого сборет в следующее воскресенье…
Все, в общем, было хорошо и просто лет до тринадцати-четырнадцати. До появления первых ядовитых пятен – угрей на щеках и лака на ногтях. Однажды вечером, когда по графику случилась сладкая суббота с походом в «Шоколадницу» и Сашиной ночевкой на Лесной, за ужином, в теплом кругу кухонной лампы, ничем не мотивированный, странный, как синяя луна или зеленый снег, вдруг прозвучал вопрос:
– А дедушка Савелий, он что делал во время коллективизации? Он был с агитотрядами в Сибири или на Украине?
«Тот Мандельштам, что я подсунул ей недели три назад, он с комментариями был?» – мелькнула мысль у Александра Людвиговича, но педагогика теоретическая и практическая сейчас же подсказали, что тут не разбираться надо, а быстро менять тему, заиграть