некогда бывший офисом его брата. Ему нужен был просторный первый этаж, и он его вскоре получил. А второй… На втором его интересовала только комната Мастера. Декораторов и художников он туда не допускал. Все остальные помещения на этом этаже предназначались под жилые и служебные.
Затем он уехал в свое первое путешествие по Европе. Турфирма, куда он обратился, разработала для него индивидуальный маршрут. В переводчиках он не нуждался. В юности он закончил филологический факультет, его познания в английском и французском были даже выше, чем у обычного студента. Он любил эти языки, ведь на них говорил и писал Мастер.
В Европе он занимался тем, что закупал все необходимое для своего будущего замысла. Он проехал Францию, Австрию, отдохнул в Альпах, провел две солнечные недели в заснеженном Инсбруке и отправился в Италию. У него имелась двухнедельная виза, он поспешил ее продлить. Там, в миланских и римских театральных мастерских, он сделал крупный заказ – почти в полмиллиона долларов – и закупил костюмы, реквизит, ткани, краски, духи, цветы, предметы старины и множество других необходимых вещей. Груз был отправлен пароходом в Одессу. У итальянской таможни нашлись некоторые придирки, но он дал «чичероне» солидную взятку, и все утряслось само собой.
Тогда в Риме, в июне 1994 года, он и встретил Клелию. У нее были самые обычные русские имя и фамилия (а также итальянская фамилия). Впоследствии, в отделе выдачи виз, на таможне, в аэропорту, они постоянно назывались, потому что значились во всех ее документах. Но он их никогда не произносил вслух. К чему? Ему нравилось в ней именно то, что она русская, русская из Рима, и то, что она – Клелия, Лели.
Когда они впервые поговорили начистоту, она только лениво усмехнулась уголком накрашенного рта:
– Я русская певица, а не какая-нибудь б…
– Но я не сплю с женщинами, – сказал он.
– Ты спишь с мужчинами? – снова усмехнулась она.
– Нет.
– С кем же тогда?
– Сам с собой. Иногда.
В ее глазах что-то мелькнуло. Он понял, что разговор их еще не окончен.
Клелия вышла за гражданина Италии в двадцать три года. До этого она уже была женой известного советского художника – костлявого старца, доживавшего последние дни на крупные гонорары от выставок, устраиваемых ему Академией художеств. Его эпическое полотно «Триумф XXV съезда КПСС» красовалось в Третьяковской галерее в разделе «Искусство развитого социализма». На приеме в итальянском посольстве она познакомилась с седым, огнеглазым и порывистым синьором, представившимся ей графом Луиджи Бергони.
– Мне шестьдесят пять лет, моя жена мертва уже два года. В моем большом доме в Сорренто пусто и тихо, – шепнул он ей на ломаном английском после того, как они весь прием говорили о творчестве ее престарелого мужа.
А через три месяца она стала его женой. Художник, не выдержав потрясения, скончался от инсульта. У нее хватило ума не отказываться от советского подданства, но тем не менее мысли ее уже летели к берегам Средиземного моря.
Синьор Бергони оказался в делах любви