Так вот куда он запропастился! В таком случае, раз уж все равно придется ждать, я, с вашего позволения, и впрямь подкреплюсь кусочком вашего пирога перед дальней дорогой.
– Вы прочтете молитву, преподобный отец?
– С радостью. – Фэйрфакс постучал ножом по стеклянному кувшину, и гул быстро стих. Он склонил голову. – Благослови, Господи, эту пищу для нашей силы и Твоей славы и не дай нам забыть о тех, кто не имеет пропитания. Аминь.
– Аминь.
Гомон возобновился. Фэйрфакс взял тарелку и воткнул вилку в пирог. Он проголодался; он постоянно испытывал голод и при этом, сколько бы ни ел, умудрялся оставаться худым, как бездомный пес. Создавалось впечатление, что его тело твердо решило восполнить все годы недоедания, от которого он страдал в семинарии. К тому же пирог с начинкой из дичи и крутых яиц и впрямь оказался на редкость вкусным. Фэйрфакс запил его кружкой эля, который принесла Роуз.
Видя, как он ест и пьет, местные жители понемногу осмелели и начали подходить к нему, чтобы поблагодарить за службу: по одному, по двое, робко и нерешительно. Вскоре, однако, его обступила небольшая толпа. Агнес представила ему сельчан: Джорджа Ревела и Джорджа Рогана, фермеров; Джона Ганна, кузнеца, одного из тех четверых, что несли гроб; Элисон Керн и ее сестру Мерси, хранительниц огня, горевшего перед статуей Девы Марии; Джейкоба Роту, золотаря; Джека Сингера, пастуха, с лицом, выдубленным от долгой жизни под открытым небом, и его друга Фрэнка Уотербери, крысолова, который ходил за стадом овец, принадлежащим церкви; Джона Ласти, Пола Фишера и Пола Фуэнте, ткачей…
Фэйрфакс не успевал улавливать все имена и занятия, но было совершенно ясно, что старый священник в той или иной мере оказал влияние на жизнь каждого из этих людей: крестил их, учил в деревенской школе, женил, хоронил их родителей, братьев, сестер и даже – печальная обыденность! – детей. Мало-помалу образ отца Лэйси начал оживать, становиться зримым, и Фэйрфакс пожалел, что не смог поговорить с этими людьми до того, как сел писать надгробную речь.
– Он любил нашу долину… исходил ее вдоль и поперек, знал как свои пять пальцев…
– Ходок был неутомимый…
– И всегда на своих двоих…
– Не припомню, чтобы я хоть раз видел его верхом…
– Это его и сгубило, конечно.
Последнее замечание, вышедшее из уст Ганна, кузнеца, было встречено грустными кивками.
– Очень, очень образованный джентльмен…
– Никогда не выходил из дому без лопатки и мешочка для своих находок…
– Больше всего любил малышей…
– А помните, когда мы были маленькими, он давал шиллинг тому, кто приносил ему какое-нибудь сокровище?
– Полкроны, если вещица оказывалась стоящей…
– И что это были за сокровища? – заинтересовался Фэйрфакс.
– Всякая всячина из древних времен. Монетки с портретом престарелого короля Карла[10]. Бутылки. Осколки стекла. Большей частью всякий мусор.
– А помните старую куклу, которую я нашел на лугу у Трембла? Он был в восторге! Отвалил за нее целый фунт.
– Наверное, тем, кто его не знал,