и работал на закрытом производстве, в настоящее время пребывая в чине полковника (отсюда и дополнительный ник Виктора). Впрочем, полковник не анекдотичного типа (из серии: «…за что?»), а вполне респектабельного и современного, но не настолько, чтобы разрешить сыну не исполнять священный долг (Вик оттрубил два года, не приобретя при этом никаких комплексов, после чего поступил в институт). Понятно, что как друзья и земляки ребята продолжили отношения, а как люди молодые и контактные ввели в общий круг новых знакомых, но по общежитию Вика (так как с общежитской жизнью собственного института Косте пока столкнуться не посчастливилось).
Костя закончил чтение необходимых статей и двинулся в институт.
3
Мара проснулась в собственной кровати, но одетой и укрытой чем-то лёгким; она не открывала глаз – в комнате кроме неё и Ёлки (соседки) присутствовал кто-то ещё.
– Да-а, хорош кофеёк, – оказалось, это Дым, нынешний Ёлкин ухажёр. – Я ещё бутербродик наверну?
– Будет с тебя, надо и Маре оставить, – а это Ёлка, или Лена, как её звали в действительности, но с лёгкой руки Дыма ставшая Ёлкой.
– Ну, тогда я закурю, Мара всё равно как бревно, да к тому же курящее, гы-гы.
– Удод ты, – беззлобно сказала Ёлка. – По ней пол-общаги сохнет. Сам-то недавно чего добивался?
– Известно чего, – хохотнул Дым. – Я, может, её и сейчас хочу…
– А в торец не хочешь? – Мара проснулась официально, дальше подслушивать неприлично.
– И это в благодарность за спасение, – Дым посмотрел с деланным укором, но никто не отреагировал, тогда он закурил и добавил: – Впрочем, ничего особенного.
Повисло молчание, Мара помнила, как выходила на балкон, но дальше пустота, провал, словно из памяти, как из магнитной ленты, вырезали кусок и снова склеили края. Ёлке тоже тяжело, она вся издёргалась, её терзало любопытство, но приходилось молчать, понимая, что слово за Марой. А Дым просто курил и ждал, ждал, когда его спросят. И Мара спросила:
– Расскажешь, как было?
– Конечно, – Дым смачно затянулся, выпустил сизое облачко, положил сигарету в пепельницу, сделал некий театральный жест рукой – мол, вспоминая, – немного покашлял и даже слегка ковырнул в носу (это от души). – Как ты помнишь, Ёлка попросила тебя вместе с компанией оставить нас вдвоём, обычное дело, ты всегда идёшь навстречу.
– И в этот раз во времени вас не ограничила, – Мара съехидничала, такой уж характер.
– Вот именно, мы ведь всегда еле успевали к твоему приходу, ты и в будущем не торопись быстро возвращаться, знаешь, Ёлка такая затейница, особенно ей нравится…
– Заткнись, свинья, – Ёлка от обиды сжала кулачки, сильно сжала, так, что посветлели костяшки пальцев сквозь её смуглую кожу. – Ты, наверно, всем приятелям рассказываешь о наших отношениях.
– При чём тут приятели, – Дым неумело разыграл удивление, а потом, чуть закатив глаза, сказал: – Я же Маре рассказываю, вдруг она заинтересуется.
– Не