допытывался Стас.
– Не знаю… не сегодня… Много дел… я…
– Какие у тебя дела, скажи мне, дорогуша ты моя?! – во дворик вышел дядя Жора. – Ты ври, да не завирайся. Дела у ней сегодня. Деловитая какая. Опять весь вечер на диване с книжкой глупой просидишь, сопли розовые на кулак размазывать станешь. Тебя человек в кино приглашает, билеты уже куплены, чего ты хорохоришься, зануда?
– Дядь Жор, я сам, – сказал Стас.
– Да погоди ты! – отмахнулся старый грузчик. – Тоже мне, сам с усам. Молодежь, так вас растак, я в ваши годы гулял с утра до ночи, а вы… Гнилое поколение! – дядя Жора скрылся за обшарпанной дверью.
Не прошло и минуты, как он вернулся обратно. Пнул ногой проходившего мимо Кота – и сильно ведь пнул – подошел к падчерице, зло, выкрикнув:
– Учти, дурында, я все твои романчики любовные в мусоропровод выброшу. Вот! Так и знай, между прочим. А ты, – он ощутимо хлопнул Стаса по спине. – Слюнтяй ты, Стасик. Мямлишь, как баба, слушать противно. Молодёжь, – повторил старик с отвращением на морщинистом лице. И ушел, громко хлопнув дверью.
Повисла пауза. Стас смотрел на Карину, Карина наблюдала, как Кот облизывал бок, куда пришелся сильный удар.
– Билеты пропадут, – сказал наконец Стас.
– Сегодня не могу, – Карина развернулась, забежав в подсобку.
Стас громко выругался, схватил деревянный ящик, занес его над головой, швырнув на землю. Второй ящик он пнул ногой, третий полетел в стену, четвертый едва не угодил в выскочившую из двери Тоню.
– О-ой! Стас, ты обалдел совсем? Чего творишь?
– Извини, – буркнул он, сунув руки в карманы.
– Извини, – передразнила Тоня. – Чуть голову мне не снёс. Что случилось?
– Да идите вы все. Надоели! Достали! – в сердцах крикнул Стас, скрывшись за воротами.
– Что с ним? – Тоня нагнулась к Коту. – Мурзик, на кого он взъелся?
Кот мяукнул. Тоня потрепала его за ухом.
Глава шестая
Тоня-Антонина
Напрасно многие полагали, что Тоне живется безбоязненно, с налетом легкой беззаботности, присущей некоторым одиноким людям. А чего, частенько ворчал дядя Жора, Тонька открытая, веселая, не унывает: всё у неё хи-хи да ха-ха. Одним словом – свободная и счастливая. Такие толстушки-хохотушки до ста лет живут, горя не знают.
И никому невдомек было, что хлебнула Антонина достаточно горя, и билось у неё в груди не сердце, а отчаянье, и порой накатывала свирепыми мутными волнами такая тоска, что жить попросту не хотелось. И ревела ночами хохотушка Тоня в подушку, сжимала в кулаках простынь. Но печаль её не таяла, напротив, с каждым разом, обрастая все новым и новым слоем грустинок (и те были, словно маленькие чешуйки), разрасталась, каменела и несла в себе разрушительное одиночество.
Несколько лет назад в автокатастрофе погиб любимый муж Ярослав. Тот, с которым прожила долгих (теперь они казались мигом) пятнадцать лет; тот, которого любила больше, чем любила себя. С Ярославом в бездну ушла частичка Тониной души. Муж погиб, погибла и Тоня.
А