вдоль побережья на северо-запад, в район Тыстамаа. Юри вез нас на свой хутор, Панга-Рехе. Даже теперь, после экономического бума, последовавшего за независимостью Эстонии, эта асфальтированная дорога вдоль побережья остается узкой ленточкой, которая вьется по лесу, оплетая подножья корабельных сосен. А тогда, в семидесятые, большая часть пути из Пярну в Тыстамаа лежала по разбитой тракторами щебенке. Как сам Пярну, городок Тыстамаа во времена своего расцвета был морским портом и жил насыщенной жизнью. Ныне от былой ганзейской славы остались лишь круглые валуны купеческих домов да упавшие на колени причалы. Местные обитатели жили так же бедно, как поколения их предков, и точно так же – с незначительными советскими видоизменениями, – обрабатывали скудную каменистую почву, ловили рыбу и пробавлялись сбором грибов да ягод. Это была настоящая эстонская глубинка. Дальше забраться от цивилизации было просто некуда, и Юри решил, что здесь-то ему и нужно устроить себе летнюю мастерскую. Он купил у местного рыбака, старика-вдовца, которому уже не под силу было зимовать одному, хутор с прилегающим полем – просторный дом, построенный в девятнадцатом веке, амбар, развалины бани и яблоневый сад. Хутор Панга-Рехе располагается в полукилометре от моря. В этих местах испокон веков жили эстонские фермеры и рыбаки, разводили овец, выращивали ячмень, овес и картофель, яблоки и крыжовник, держали пасеки, коптильни, солили впрок селедку, коптили салаку, вялили камбалу.
Купив хутор в начале семидесятых, Юри поправил соломенную крышу, провел в дом электричество, кое-что подлатал и починил, но интерьер дома и большую часть убранства оставил в первозданном виде. Мебель была грубой деревянной резьбы, в том числе и жесткие кровати с соломенными матрасами. Водопровода в доме не было, и мы по несколько раз в день ходили к колодцу, в замшелой позеленевшей глубине которого обитало гулкое эхо. Половину дома занимало жилое помещение с очагом и дровяной печкой, служившее одновременно кухней, гостиной и столовой. Тут стоял длинный дубовый стол, почерневший от времени и отшлифованный до блеска ежедневными трапезами. По обе стороны стола помещались длинные скамьи, а вдоль стен стояли узкие кровати. По стенам была развешана старая фермерская и рыбачья утварь. С массивной несущей балки свешивались пучки сушеных трав и цветов. Юри расписал стены и двери персонажами эстонского народного эпоса «Калевипоэг». В те времена он вообще живо и глубоко интересовался всяческой мифологией, причем не только угро-финской, греко-римской и библейской, но и индийской, китайской и японской. Помню, как он работал над масштабным полотном по мотивам «Гигантомахии». Полы в усадьбе были выложены круглыми булыжниками, и от них шел холод; такими же булыжниками, но покрупнее, был выложен внутренний двор. Фундамент и стены были сложены из гранитных валунов – надежно, прочно, на века. Справа к дому был пристроен амбар с сеновалом.