ходила как тень по собственному дому, собирая разбросанные вещи. Обрывки прошлого, присутствие чужой, злой воли. И это её жизнь, её муж, его рубашка. Мятая, небрежно валяющаяся на полу рубашка Зорина.
Нет, это всё не так, не про неё. Надо очнуться! Никогда её мир не станет прежним. Такая искаженная реальность. И это уже не её дом и не её муж. Надо, наконец, признаться себе, что она держит в руках мятую рубашку совершенно постороннего мужчины.
Что делать человеку с этим прошлым, если оно насквозь пропитано чужим настоящим? Катя закрыла глаза, уткнувшись лицом в рубашку мужа. Маяки счастья из прошлой жизни непонятно где запечатленные в нашей органике, в самые острые секунды нашего бытия, вспыхивают как пламя. И сквозь призму времени далекое счастье вновь приобретает вкус, цвет и запах. Именно они, эти маяки не позволяют предать то, что ты так любил, что ты чувствовал и проживал всем своим совершенством. Именно они не оставляют никакой возможности смириться с полумраком настоящего.
Кажется, где-то между этими двумя временными мирами, простирается опасная мертвая зона, в которой не существует ничего, ни прошлого, ни настоящего, ни тем более будущего. И тогда, когда ты все-таки отважишься ползти по мертвому пограничью, те же самые маяки прошлого своим тихим счастливым светом ослепляют, точно вспышкой. И ты вдруг перестаешь видеть выход, перестаешь видеть смысл. И ты перестаешь передвигаться, отказываясь даже ползти, застываешь в ожидании страшного предчувствия надежды, что это «завтра», такое пустое, чужое, горькое, такое ненужное вовсе никогда не наступит.
Если бы можно было порвать свои воспоминания как лист бумаги на самые крошечные кусочки. Так мелко, чтобы ничего невозможно было разглядеть. Сжимая кулаки, Катерина в бесполезной попытке разорвать плотную ткань, ненавидела всё: Вадима Зорина, этот дом, себя за то, что не могла выкинуть его из головы и из своей жизни. Ненавидела это прошлое, которое разъедало её изнутри светло и жестоко. Прислонившись к стене, она беззвучно плакала, прижимая к глазам рубашку, безмятежно спящего мужа.
В огромном доме две уставшие души, горько свыкались со своими одиночествами: молодая женщина, не понимающая как жить дальше и маленький мальчик, недавно родившийся на этот свет звезды для того, чтобы жить.
Мямлик
Чем более странным нам кажется сон,
тем более глубокий смысл он несет.
Не спалось, аккуратно, чтобы не разбудить жену, Степан Кузьмич, выбрался из-под одеяла и на цыпочках отправился на кухню. Налил себе наваристого компота из сухофруктов, включил ноутбук. Ночная тишина, звук приветствия техники, как не странно располагали к анализу мыслей. На экране возникла фотография Вадима Зорина. Увеличив её, Степан Кузьмич, точно физиономист, пристально вглядывался в черты лица умершего человека. Глубоко посаженные глаза, цепкий, сосредоточенный взгляд, тонкая, энергичная ниточка губ, выдавали в нём мужчину решительного и бескомпромиссного.