ее остановить, как ее заткнуть? А если выпить все таблетки за один раз? Прожить двадцать семь лет за секунду! Зачем слабеть с каждым годом, приближаясь к смерти, если можно решить все разом?! К тому же, в баночке неслучайно оказалось двадцать семь таблеток! Значит, это конец? Если съесть все сразу, голос матери в ее голове замолчит? Думать времени нет – тело уже трясет, терять нечего!
Милена высыпала таблетки в трясущуюся ладонь и живо проглотила, запивая настойкой. Она осушила чашку. Рот обожгло от спирта, даже немного затошнило, но вскоре отпустило. Милена глядела на прикроватную тумбочку, на школьную фотографию с последнего звонка. Она тогда была грустной, стояла чуть не плача, опустив голову, так не хотела прощаться с детством…
– Девочка моя, приглядись внимательно к этой фотографии, – тихо говорила она дочке. – Ты увидишь на ней выпускницу, которая немного грустит: прощается с детством. Но истина глубже, она внутри. И она уродлива и страшна, но ты должна узнать её, чтобы закрылся, наконец, этот бесконечный театр. Знаешь, я уверена, пока живёт главная актриса, он никогда не закроется. Ты беги из него в подлинный мир, где люди настоящие, а не показные актеры, что жаждут власти и внимания.
Она взяла дочь и, прижимая к груди, улеглась на старый письменный стол у окна. Юля тихо-тихо расплакалась.
– Ты оставляешь свою дочь на растерзание этой дикой собаке… сама-то в царство забвения уплывёшь, а ей томиться на цепи…
Милена захмелела от настойки. Ее голос менялся: от тихого и кроткого до холодного и рассудительного.
Юля распеленалась и вытащила крохотные ручки.
– Чувствует, – бормотала рассудительная Милена. – Чувствует, что ты умираешь… прощается с ласковой, но безответственной матерью и плачет от горя утраты. Недолго она нежилась в твоей любви. Как прежде отныне не будет. Всего лишь месяц жизни, остальное – ад…
– Малышка моя, лучше бы тебе со мной, но я не настолько пала, – лепетала жертвенная Милена.
Юля плакала, а Милена лежала на спине и глядела в окно. Там голубое небо и облака. Интересно, каково это – лежать на них?
– Ишь, чего удумала, твое место не там, а внизу. Ты ещё в пузе дефектной была, дьявольским выродком! – материнские проклятия звучали в голове, не замолкая.
– Я только посплю немного и все! – кротко промолвила Милена.
Юля закричала громче и зашевелила ручками.
– Папа должен скоро прийти. Он меня разбудит…
Постепенно голос Милены стихал, тело становилось непривычно тяжёлым, неродным, словно пластилиновым.
– Ты сильная, моя девочка, – едва слышно прошептала кроткая Милена, гладя плачущую малышку по спинке. – Ей тебя не сломить. А я слабая, – голос ее содрогнулся от рыданий. Ей ещё хватало сил плакать: – Она изуродовала меня, а я не сумела защититься. И меня никто не защитил. Пусть найдется хотя бы один здравый человек в этом безумном мире, который скажет тебе, что она неправильно поступает с тобой. Что это не любовь, а издевательство.
– Это