были распущены и непослушными прядями падали на лицо и плечи. Таким растрепанным она видела его впервые. Точно так же, как и он ее – с мокрыми волосами и в махровом халате, едва прикрывающем колени.
Урджин не собирался выяснять отношения, но, стоя в своей ванной комнате, он на миг представил Эсту и Зафира, занимающихся теми вещами, которыми не раз грешил сам с другими женщинами. И этого было достаточно, чтобы ярость закипела в нем. Эста вроде и была его женой, но только формально. Женщина, с которой он никогда не имел интимных отношений, перед которой не становился на одно колено, чтобы предложить свое сердце и руку, – вот кем была Эста.
Но она предстала перед обществом как его избранница и поэтому должна принадлежать только ему. Ее собственное мнение на этот счет его нисколько не волновало. Поэтому он хотел расставить все точки над «и» сию же минуту, пока еще не стало слишком поздно, и клеймо позора не очернило его имя.
Ревность. Он знал это слово. Но было так непросто признаться себе самому, что он впервые в жизни испытывает подобное чувство. Он никогда никого не ревновал, даже Клермонт. Был уверен в себе и своих способностях удержать женщину рядом. Но теперь не знал, что и думать, потому что действительно впервые в свои двадцать восемь лет испытал это чувство. И к кому? К собственной жене, с которой знаком всего неделю. Что могло волновать его в тот момент, когда он увидел ее с мокрыми волосами, выходящую из душа, больше, чем это? Только то, что злость куда-то улетучилась, и острое желание обладать этой женщиной немедленно застлало разум.
О чем думала Эста? О его губах. В голове возникли образы нежных, мягких прикосновений, и вопреки здравому смыслу, очень захотелось, чтобы он поцеловал ее сейчас. Эста покраснела и, дабы не выдать свои мысли, повелительным тоном отчеканила:
– Ты выбрал не самое подходящее время для беседы.
– Я буду говорить с тобой тогда, когда сочту необходимым.
– Если ты собираешься врываться ко мне в комнату без стука и предупреждения посреди ночи и дальше, я забаррикадирую этот проклятый проход!
– Это твое право. Но к своей жене я смогу войти и через коридорную дверь.
– Ты слишком многое себе позволяешь!
– А ты нет? Может, это я пытался ударить тебя хрустальными статуэтками? Я кричал на тебя и оскорблял в присутствии брата и сестры? А нет, постой, это я усадил своего «друга» рядом с собой за стол и весь вечер флиртовал с ним?
– Не смей меня осуждать! Ты ничего не знаешь обо мне и Зафире. Я никогда ни с кем не флиртовала, тем более с ним!
Урджин ринулся к ней и схватил за плечи.
– Тогда что это было сегодня? – Он несильно тряхнул ее.
Запас сил Эсты иссяк. Будь перед ней кто-нибудь другой, она бы вырвалась из его рук и выставила за дверь, ничего не объясняя. Но это был он, и в его руках, несмотря ни на что, ей было тепло и уютно. И губы, о которых она думала, теперь оказались совсем близко. Во рту у Эсты пересохло, а по телу разлилась незнакомая нега, застрявшая где-то внизу живота.
– Что ты делала? – повторил Урджин тихим, охрипшим голосом, глядя в ее синие глаза.
– Я просто