Моя мать посвятила себя тому, чтобы дать женщинам убежище, место, где они могли бы и открыто говорить о своих недугах, не возбуждая мужской похоти.
С положениями медицины джентльменов моя мать также не была согласна. Она полагалась на проверенные средства прекрасной плодородной земли, а не на схемы, расписанные в книгах, которые изучают джентльмены в очках и со вкусом бренди на языке.
Девочка осмотрела мою лавку, в ее глазах отразилось пламя.
– Как умно. Мне здесь нравится, хотя и темновато. Откуда вы знаете, что уже утро? Окон-то нет.
Я указала на часы на стене.
– Время можно определить разными способами, – сказала я. – А окно мне совсем ни к чему.
– Наверное, вы устаете от темноты.
Бывали дни, когда я не отличала день от ночи, потому что уже давно утратила природное ощущение бодрости. Мое тело, казалось, вечно пребывало в усталости.
– Я привыкла, – сказала я.
Так странно было сидеть напротив этого ребенка. Последним ребенком в этой комнате была я, десятилетия тому назад, наблюдала за работой матери. Но я не была этой девочке матерью, и ее присутствие начинало меня тревожить. Ее наивность была так мила, и все же она еще совсем ребенок. Что бы она ни думала о моей лавке, ей еще не могло быть нужно ничего из того, чем я торговала, – средства от бесплодия, кора от колик. Она пришла только ради яда, так что я решила вернуться к тому, что было под рукой.
– Ты не притронулась к отвару.
Она посмотрела на него с сомнением.
– Я не хочу показаться невежливой, но миссис Эмвелл велела мне быть очень осторожной…
Я остановила ее, подняв руку. Она была умной девочкой. Я взяла ее кружку в руки, сделала большой глоток и снова поставила перед ней на стол.
Она тут же схватила кружку и, поднеся ее к губам, выпила все до дна.
– Я умирала от жажды, – сказала она. – Спасибо, это так вкусно! Можно мне еще?
Я поднялась со стула, сделала два шажка к очагу. Постаралась не поморщиться, поднимая тяжелый чайник, чтобы вновь наполнить ее чашку.
– Что у вас с рукой? – спросила она у меня из-за спины.
– О чем ты?
– Вы ее странно держите все время, как будто вам больно. Вы ее повредили?
– Нет, – ответила я. – И подсматривать некрасиво.
Но я тут же пожалела, что заговорила с ней таким тоном. Она просто была любознательной, как я когда-то.
– Сколько тебе лет? – спросила я, смягчив голос.
– Двенадцать.
Я кивнула, чего-то в этом роде я и ожидала.
– Совсем юная.
Она замешкалась, и по мерному покачиванию ее подола я поняла, что она постукивает по полу ногой.
– Я никогда… – Она замялась. – Никогда никого не убивала.
Я чуть не рассмеялась:
– Ты еще ребенок. Я и не ждала, что ты за свою недолгую жизнь поубивала множество людей.
Мой взгляд упал на полку за ее спиной, на которой стояло фарфоровое блюдце цвета молока. На блюдце лежало коричневое куриное яйцо, скрывавшее в себе яд.
– Как