что ты этого не помнишь, не значит, что этого не было, – загадочно ответила мне мадам Безе.
Так я лежала ещё целых три недели у неё в доме. Мадам Безе была замужем, но муж сейчас отсутствовал. Уехал в длительную командировку. Я увидела его лицо на фото в золочёной рамке, стоящей на рояле. Строгое худощавое лицо. Орлиный нос. Наверно какой-нибудь изобретатель, подумалось мне.
Я с любопытством разглядывала обстановку большой комнаты, где стоял вишнёвый бархатный диван, который все эти дни служил мне ложем.
Всё говорило о том, что хозяйка всецело предана музыке. Чёрный старинный рояль, бюсты Баха и Моцарта, большая стопка нот на столе. На стенах висели фотографии, где мадам Безе была изображена в сценических костюмах знаменитых опер. Но на этих снимках она была не такая толстая, как я знала её. Значит, раньше она была оперной певицей. Это было для меня открытием.
По вечерам мадам Безе мне играла на рояле, удивляя виртуозной техникой. Или, устроившись в уютном кресле, читала вслух любовный роман. Рядом – неизменная коробочка с печеньями. Она пекла их сама, и была большой искусницей по приготовлению сладостей. И по их поеданию тоже.
В доме царило благополучие. В это голодное время, здесь совсем не голодали. И только позже я узнала, что муж мадам Безе был каким-то крупным специалистом по ювелирным делам и антиквариату, и советское руководство привлекло его к работе с золотыми запасами и экспроприированными ценностями, обеспечивая всем необходимым его семью.
Он добывал деньги для нужд нового гегемона и то и дело ездил заграницу на аукционы. В общем, очень важная персона. Ему даже дали специальную бумагу, освобождающую от уплотнения его квартиру.
В один прекрасный момент, я стала шевелиться и обнаружила на тумбочке рядом с изголовьем тот самый золотой портсигар. Он был вдавлен посередине, как будто его ударили чем-то твёрдым и тяжёлым. Но лицевая часть с гербом не пострадала. Теперь я поняла, почему осталась жива. Пуля, выпущенная из маузера Комиссарши, попала в портсигар, который я спрятала за лиф платья. Это спасло мне жизнь. Удар свалил меня с моста на лёд реки. Я упала примерно с шестиметровой высоты на спину. Шуба и шапка смягчили падение. Но, в общем, я довольно счастливо отделалась. Мой саквояж упал вниз вместе со мной и валялся под мостом.
Комиссарша не сомневалась, что я убита. А патрулю было лень спускаться вниз, чтобы вытащить меня оттуда или осматривать. Им пришлось бы долго идти до ближайшего спуска к реке. К тому же в городе каждую ночь замерзали и были убиты столько людей, что никого бы эта находка не удивила и не испугала.
Тощий, который находился при Комиссарше, видел всё, что произошло, но только через два с лишним часа сумел добраться до меня, потому что сначала провожал её до дома, а потом вынужден был выгребать разбитое мною зеркало из спальни. Когда же он, наконец, вернулся к мосту, то обнаружил, что я была без сознания, но жива, и увидев записку с адресом, которую я зажала в руке, доставил меня по этому адресу. Ему помогал товарищ-матрос.
Я с большой благодарностью думала о Тощем, о его любви