rel="nofollow" href="#n15" type="note">[15] готовится заключить сепаратный мир. Я и теперь не знаю, что это такое, сепаратный мир, но помню, как Аги сказала: этот Каллаи такой же негодяй, как и прочие, – она все время боялась, что дяде Беле придет повестка. В Вараде еще никто не знал, что тех, кого призывают отбывать трудовую повинность, направляют на Украину; подруги даже говорили, что Аги слишком пессимистично смотрит на мир, всегда ждет чего-нибудь самого плохого. Хотя людей забирали уже и в Вараде, но тогда еще не известно было, куда их увезут. Одна Аги знала это, но ни с кем не делилась; говорила: потом сами узнают, бедненькие. Так, к сожалению, и вышло! Однажды – мы как раз вернулись домой и вошли в дверь – раздался прерывистый звонок. Междугородний телефон…
Звонили из Пешта: пришла повестка. Это – конец, сказала Аги. С той минуты она ничего не ела, даже не разговаривала, хотя она вообще-то много говорит. Только плакала на улице, когда покупала для дяди Белы рюкзак, башмаки и всякое снаряжение, как для какой-нибудь дальней экскурсии. А я в это время думала о том, что все это достанется мне, потому что дядя Бела уже пожилой, старше других, которых тоже забирают, так что его наверняка отпустят. А дядя Бела шел рядом и все успокаивал Аги: не плачь, милая, не могут меня забрать, ты же знаешь, я – инвалид. Дядя Бела еще на прошлой войне воевал, но там он был солдатом, потому что это только на нынешней войне получается так, что евреи идут на фронт, но без оружия. Однако Аги плакала и на все его слова отвечала: все равно заберут, потому что хотят от нас избавиться! Дедушку я даже спросила, почему они хотят убить дядю Белу больше, чем других? Потому что дядя Бела – левый, да к тому же беспокойный, а у власти теперь правые, ответил тогда дедушка. Я, конечно, этого не поняла, но Аги мне потом все объяснила, и теперь я в общем понимаю. То есть понимаю, что я должна сочувствовать левым, потому что тогда всем, кто честный, будет хорошо, а негодяев убьют. И, что еще для меня еще важнее, тогда никого не увезут на Украину, а Пишта Вадаш сможет поступить в университет, потому что тогда не будут смотреть, еврей ты или нет. В тот же вечер Аги и дядя Бела уехали, и можешь поверить, милый мой Дневничок, их отъезд я никогда не забуду. Аги выглядела так, словно умом тронулась. Даже не поцеловала дедушку, садясь в поезд, хотя для нее дедушка – это то же, что для меня Юсти. В тот вечер бабушка со мной была очень ласкова. Села ко мне на постель и сказала: дядя Бела наверняка скоро вернется, Аги это как-нибудь устроит, потому что, если речь идет о дяде Беле, то Аги даже Гитлер не сможет остановить. В это я, конечно, не очень-то поверила, но Аги и вправду умеет добиваться, чего захочет. Бабушка говорит, это потому, что она нравится мужчинам, а от мужчин очень многое зависит. Дедушка же сказал: к сожалению, вряд ли она чего-нибудь добьется, потому что все зависит не столько от мужчин, сколько от политики. Я тоже не очень-то понимаю, что такое политика, но речь все время идет о ней, я в самом деле не знаю, кто ее делает, но делают ее плохо. Я буду всего лишь фотокорреспондентом, больше никем, но даю тебе слово, милый