бантиками. Шёлковое платье нежно ласкало тело, а вот с туфлями вышла неприятность. Они были узкие, и сильно стискивали мои ступни. А стоило мне встать, как давящая боль расползалась по ногам.
Я простонала, переминаясь с ноги на ногу.
– Привыкай! – сказала Тара, заметив мои страдания. – Здесь, Лили, босыми ногами не ходят.
Взяв за руку, она помогла мне сделать несколько шагов по ванной комнате. Каждый раз, качая недовольно головою.
– Не знаю, что маса Эдмунд обещал твоей матери, – Тара тяжело вздохнула, – но в его дом ты входишь не рабою. Зря! Ой, зря, он делает это, – сложив руки на своём большом животе, говорила она. – Он показывает тебе мир, от которого потом будет сложно отвыкнуть. Ты не белая, Лили. Ты рабыня и никогда не забывай об этом. Твоя мать забыла и вот результат. Где она? Нельзя любить своего хозяина. Это грех.
Закончив учить своей рабской науке, она взяла меня за руку и повела в кабинет хозяина. Я плелась за ней, не осмеливаясь поднять глаз. Туфли жали, но самое ужасное это тугая причёска. Тара очень сильно собрала мои волосы и перевязала их лентой, что я почувствовала, как натягивается кожа на лбу. Проходя мимо большого зеркала в холле, я мельком посмотрелась в него. В нём был непривычный мне образ Лили. Из зеркальной глади на меня смотрела настоящая белая леди.
Моя кожа имела поразительный контраст с угольной кожей Тары. И если, честно, я больше походила на белую девочку, чем негритянку. Даже волосы светлее и не так кучерявятся. Неудивительно, что меня считают чужой среди рабов. Теперь я и вовсе буду для них белой.
Когда мы вошли, господин Эдмунд сидел за своим столом, а его жена, расхаживая взад и вперёд, махая руками, кричала. Наше появление нисколько не угомонило её. Она, кинув взгляд в мою сторону, ещё больше заревела:
– Ты разрешил ей надеть одежду нашей дочери?! Ты сошёл сума! Она же чёрная! Она рабыня! Откуда тебе знать, кто на самом деле её отец! Они же совокупляются, как животные!
– Заткнись, Джейн! – стальным голосом приказал муж.
Джейн резко обернулась. Весь её вид выражал злобу и негодование.
– Ты оскорбляешь меня, Эдмунд! – прошипела она сквозь зубы. – Я закрывала глаза на твои шашни с Мэг, но её ублюдка не потерплю в своём доме!
Хозяин Эдмунд резко встал и, упёршись руками в стол, посмотрел на разъярённую супругу.
– Это мой дом. Он принадлежит моей семье уже два столетия, и я буду решать, кто будет жить в моём доме, – его голос был холоден, как и он сам.
Госпожа Джейн и так всегда бледная, а тут её кожа стала белее хлопка на плантациях её мужа. Приложив руку к тяжело дышащей груди, она выбежала из кабинета. Пышная юбка Джейн, как пощечина, пролетела по моей щеке, заставив закрыть глаза. Открыла я их, только когда хозяин сама подошёл ко мне.
Его рука обожгла мне щёку.
– Ты будешь жить в моём доме, Лили, – он говорил, а глаза бегали по моему лицу. – Я не могу признать тебя официально, но прав дочери не лишаю. Ты получишь подобающее воспитание для леди, а когда придёт время, я выберу тебе подходящего мужа.
Не выдержав такого пристального