так до сих пор бы ни сном, ни духом не ведали, – злобно сверля глазами мужа, продолжила она.
Игнат заёрзал на стуле:
– Да уймись ты, сварливая баба! Ну, порешили же: пятьсот рублёв и лавку. Чево своим змеинным языком в душу лезешь?! И так столько перетерпеть пришлось, а тут ты ещё кусашь.
– Укусишь тебя – вокурат. Только зубы обломашь! – ещё больше распалились Пелагея. – Ха! Душу он нашёл! Да у тебя вся душа в кусок золота оборотилась – всё под себя удумал загресть…
– Хмм, так оно и есть…– хмыкнул Прохор. – Ну да ладноть… Ещё по одной! – добродушно хлопнул он в ладоши, чувствуя, что вот-вот разразится скандал. Игнат с Пелагеей враз замолчали и удивлённо посмотрели на Прохора.
– А ты, коли согласна со своей долей, так и нечего языком чесать, – грозно взглянул он на сестру.
– Ну, ежелив, братец, всё, как ты посулил, получится – тогда друго дело, – после непродолжительной паузы произнесла Пелагея.
– Посулить – это одно, а я тебе слово дал. И сумлений здесь никаких не может быть, – резко отрезал Прохор. – Вон и Игнат тоже самое скажет, – кивнул он на притихшего зятя.
– Ну дык, договоренно уже, чего об ентом толдонить, – подал голос Игнат.
– А ты, это, того, – наливай… – добавил он слегка заплетающимся языком. – Когда ещё доведётся такой отпробовать.
– Отпробуешь. Вот золото заберём, и жизня совсем другая начнётся, –наполняя чарки, уверенно произнёс Прохор.
– Эх! Хороша, зараза! – выдохнул Игнат и, обведя взглядом стол с закусками, потянулся за солёным рыжиком.
– Зараза – это сивак в лавке, по двадцати копеек за штоф, – криво усмехнулся Прохор. – А здесь благороднай напитак.
– Я и говорю, что хороша, – поправился Игнат. Вот разговору сурьёзного у нас не получилось, только про сало, да про вино. А надо бы по делу, чтобы апосля каких сумлений не вышло.
– А чего мы ещё не обговорили? – вскинул удивлённые глаза Прохор. – Подготовим всё, да и отправимся за нашим золотом.
– Да вот, мысля одна, меня в беспокойство вводит, – осторожно произнёс Игнат.
– Это, чево ж ещё тако? – посерьёзнел Прохор.
Игнат в нерешительности замялся, раздумывая: рассказать будущему подельнику о причине своего беспокойства или нет. То потупив взгляд в пол, то переводя на Прохора, кряхтя и хмыкая, он всё-таки набрался решительности и протрезвевшим голосом произнёс:
– Помнишь, я говорил тебе, что закопал золото в двух местах?
– Ну! – кивнул головой Прохор.
– Так вот: за самородки я спокоен – они запрятаны так, что акромя меня их никто не найдёть. А вот за друго, может случиться так: придём, а там – пусто, – развёл руками Игнат.
– Как это пусто?! – враз вскричали Прохор и Пелагея.
– Что-то ты, однако, хитришь, братец, – подозрительно прищурив глаза, произнёс Прохор. – Ежелив закопал золото – куды оно могёт подеваться? Только разве что сам ты его втихаря заберёшь?
– А вот туды! – выкатил глаза на