жившая в последнее время в постоянном стрессе, была почти в шоковом состоянии.
Испытать такую эйфорию на месте силы и потом чуть не погибнуть под завалом старой крыши?! Какой-то кошмар.
"Но ведь мы спасли икону. Значит, это стоило того." От этой мысли Олеся внезапно успокоилась. Подняла икону, посмотрев в глаза Богородице.
Как же она смотрит – сострадательно, с любовью и нежностью. Как мама раньше, успокаивая её после какой-нибудь детской обиды. Но это было, когда был жив отец.
Олеся горько заплакала, прижав икону к себе.
– Ну, почему, почему нельзя вернуть ту беззаботную жизнь? Почему так больно всё вспоминать? – в отчаянии сказала Олеся.
– Ну что ты, девочка моя, успокойся! – Анна Степановна обняла её, заплакав вместе с ней.
– Всё будет хорошо, поверь мне.
Поплакали, обнявшись. Потом понемногу успокоились.
– Ну, хватит. Давай не будем больше слёзы лить! – решительно сказала Анна Степановна, придя в себя. – И вообще, надо приготовить что-нибудь поесть. Не хватало нам с голоду ещё умереть. Да и Рекс голодный. У нас же есть грибы, сейчас почистим картошку, лук. Я обожаю жареную картошку с грибами. А ты?
– О, это любимая папина еда. И моя тоже.
Уже сидя за столом, Олеся спросила Анну Степановну:
– А у вас есть семья – муж, дети?
– Муж… был. Мы в разводе. Есть сын Никита, но он уже семь лет живёт в США. Женился там. Я его не видела пять лет. Есть внучка Маша, ей 4 года. Она плохо говорит по-русски. Конечно, мы общаемся по интернету, но мне так хочется обнять её, подержать на руках. Этого меня лишили.
Когда сын закончил институт, муж предложил переехать в США. Я сразу отказалась. Мои родители были ещё живы тогда. Я у них единственная дочь. Как их бросить здесь? Да и мне не хотелось жить в чужой стране. А муж уговорил сына уехать с ним. Сказал, что куда мать денется, если мы оба там будем. Всё равно приедет к нам. А сам уже через год женился. Так вот я одна и осталась.
Родители, конечно, тогда меня уговаривали уехать вместе с семьёй. Но я же понимала, что они хотят, чтобы мне было хорошо, не думая про себя. А в глубине души, наверное, боялись остаться одни. Но я бы всё равно не смогла оставить их. Отец уже тогда болел. Да, если бы я уехала тогда, что было бы с ними здесь, не представляю. Я уговаривала их ко мне переехать в Питер, но они ни в какую. Отец, как отрезал, сказав, что будет умирать только дома. Так оно и вышло. Он умер через полгода после отъезда моей семьи. Я маму увезла к себе в Питер, но она так тосковала по отцу, по дому. Невыносимо было смотреть на неё. Конечно, там для неё всё было чужое. Но ведь и я тоже не могла с ней жить в деревне. И оставить её одну тоже никак. Если бы были соседи какие-нибудь. В тех домах, которые уцелели, тогда жили две бабушки, но их тоже забрали дети к себе.
Анна Степановна заплакала, закрыв лицо руками.
– Год она прожила со мной. Похоронила я её здесь, рядом с отцом, как она и хотела.
– Но вы ещё не старая и красивая. Почему ещё раз не вышли замуж? Вот как моя мама.
– Не встретила человека по душе,